– …если только Стражи не примут мер, чтобы на сей раз все пошло так, как хотим мы. Чтобы Клан Лазаря был истреблен. – Стрикленд внимательно разглядывает ногти на пальцах левой руки. – Прошу вас, не слишком расстраивайтесь из-за того, что эта девица продемонстрировала в подземном зале, – говорит он. – Пусть она и проявила себя как искусная ведьма, но я намерен сделать так, чтобы она вошла в историю как последняя волшебница с площади Фицрой.
* * *
Два дня спустя я еду к дому Мэнгана, сидя в экипаже Шарлотты. Я сопровождаю подругу на ее первый сеанс с ним. Как и следовало ожидать, она приятно взволнована оттого, что ей предстоит познакомиться с известным скульптором, чтобы он изваял ее в камне, так что она возбужденно щебечет, не требуя пространных ответов от меня. Я смотрю в окно на улицы, по которым мы проезжаем. На этот раз они запружены людьми. Обычными людьми, живущими обычной жизнью, спешащими по своим делам. И я ловлю себя на мысли, что завидую тому, как просто они живут.
Внезапно я замечаю: Шарлотта перестала болтать и пристально смотрит на меня.
– Извини, что ты сказала?
– О господи, Лили, ты сейчас словно находишься в тысяче миль от меня. Ты не заболела?
– Нет, просто немного устала, – отвечаю я ей и в сотый раз чувствую грусть оттого, что не могу поделиться своими секретами с милой подругой. – Ночью я плохо спала.
– И неудивительно. Бедняжка, должно быть, тебя совсем замучили печальные мысли. А тут еще от тебя сбежала камеристка. Подумать только – Вайолет убежала с любовником! И в довершение всех бед все, кому за тридцать, словно сговорившись, упорно твердят, что скоро будет война. Я хочу сказать – если в самом деле надвигается война, что мы теперь должны делать? И конечно же, тебе наверняка ужасно не хватает отца. И я знаю, как ты беспокоишься о своей матушке и Фредди. И постоянно думаешь о том, когда выходить замуж за Льюиса.
Я не могу не рассмеяться.
– Шарлотта, ты неисправима.
– А какой смысл ходить вокруг да около? Он в тебя по уши влюблен, и вы такая красивая пара. Ваша свадьба всех нас приободрила бы, да ты и сама это знаешь.
– Ты что, говорила с моей матушкой?
– О, Лили, ты же знаешь, как ужасно мне хочется помочь тебе организовать свадьбу. К тому же я всегда рада любому предлогу, чтобы принарядиться, – произносит она, сжав мою руку. Ее слова звучат легкомысленно, но я знаю: подруга старается быть веселой только для того, чтобы вывести меня из состояния меланхолии.
– Моя семья в трауре, – напоминаю ей я. – Если бы мы даже и назначили дату свадьбы, от этого дня нас отделяли бы месяцы, а может быть, и годы.
– По-моему, вы только зря теряете время, откладывая начало совместной жизни. У вас так много общего, – замечает Шарлотта. – Вы оба сказочно богаты, раздражающе красивы, и у каждого из вас безупречная родословная…
– Шарлотта, я не скаковая лошадь.
– Ты знаешь, что я хочу сказать. Вы так хорошо друг другу подходите.
Мы оба волшебники, – мысленно добавляю я. Я знаю, что это основная причина, по которой отец хотел, чтобы моим мужем стал Льюис. Уж ему-то было хорошо известно, как негативно такая тайна сказывается на жизни в браке. Если бы моим мужем стал неволшебник, я никогда бы не смогла по-настоящему быть самой собой. Быть с ним полностью откровенной. Я ни на минуту не смогла бы расслабиться. А теперь мне еще надо думать о том таинственном волшебнике, который бросил мне вызов и заявил отвод. Кто-то хотел, чтобы я сплоховала, чтобы я потерпела крах. Как же я могу в такое время думать о свадьбе? Но разумеется, я не могу объяснить всего этого Шарлотте.
– О, Лили, смотри, должно быть, это и есть его дом! – восклицает она, высовываясь из окна кареты, чтобы лучше рассмотреть ничем не примечательный кирпичный дом.
Мы выходим из экипажа, и слепящее солнце бросает красивые блики на тонкий бледно-голубой шелк ее платья, которое очень ей идет. И рядом с ней я внезапно начинаю чувствовать себя уныло одетой и непривлекательной в своем черном, немного старомодном платье.
– Пойдем, Лили, пойдем! – Шарлотта хватает меня за рукав и почти что тащит вверх по ступенькам, ведущим к двери дома. – Мне не терпится познакомиться со знаменитым Ричардом Мэнганом! Говорят, у него борода, как у русского царя, и что он рычит, как американский медведь.
– Я чувствую, что и от того и от другого мне сейчас станет еще жарче.
– Полно, перестань. Никакого плохого настроения. Только не сегодня. Давай попытаемся хоть немного побыть веселыми, хорошо?
Я киваю и ухитряюсь улыбнуться, но я совсем не уверена, что мне удастся убедительно изобразить веселье. Обнаружив, что парадная дверь открыта, мы заходим в дом. В прихожей прохладно и темно, и никто здесь нас не встречает. Я напоминаю себе, что Шарлотта думает, будто я впервые явилась в этот дом и не знаю никого из тех, кто в нем живет.
– Здравствуйте! – громко говорит Шарлотта. – Эй, тут кто-нибудь есть?
Мы идем дальше по темному коридору, обходя валяющиеся на полу обувь и игрушки. Из задней части дома до нас доносятся звуки вгрызающегося в камень резца.
– Должно быть, студия находится именно там, – предполагает Шарлотта и устремляется вперед.
– По-моему, следует подождать, чтобы нас встретили. Не можем же мы ворваться без спроса, – говорю я, пытаясь вести себя так, будто никогда прежде здесь не была.
– Да нет же, можем! Это же жилище художника. Вот увидишь, тут все устроено по-другому. – Она продолжает решительно шагать в сторону студии, и я, вздохнув, покорно следую за ней. Мы огибаем стоящие на нашем пути коробки и груды каких-то непонятных предметов, пока коридор не заканчивается зияющим проломом в стене и мы не оказываемся в студии Мэнгана. Шарлотта негромко ахает, я тоже испытываю шок. Она изо всех сил старается не таращиться на красивую и совершенно нагую натурщицу, полулежащую на столе в дальнем конце комнаты. Скульптор стоит, держа в руках резец и молоток, полностью поглощенный процессом высекания фигуры из находящейся перед ним шершавой каменной глыбы. Натурщица встречает наши конфузливые взгляды, не выказывая ни малейших признаков смущения и не делая никаких попыток прикрыть свою наготу. Вместо этого она со скукой в голосе говорит:
– Мэнган, к тебе пришли.
Теперь я узнаю ее – это та самая женщина, которую я видела с Мэнганом возле опиумной курильни. Я хорошо помню эти роскошные ярко-рыжие волосы и немецкий акцент.
Сделав над собой усилие, Мэнган нехотя отрывается от работы. Он глядит на нас, столь свирепо хмуря брови, что я почти что ожидаю: сейчас он снова начнет рвать и метать. Но я ошибаюсь. Несмотря на репутацию распутника и сумасброда, он относится к своей работе серьезно.
Вновь обретя дар речи, Шарлотта делает шаг вперед и протягивает ему руку.
– Мистер Мэнган… – начинает было она.
– Просто Мэнган. Не нужно мне этого вашего мистера, благодарю покорно.
