Но возможно, мне все равно следует это сделать. Что я за некромант, если незваный дух может заставить меня перестать общаться с душами умерших? Неужели мне придется теперь все время осторожничать из-за боязни услышать его вновь? Не этого ли и хотят Стражи? Нет, лучше я встречусь с ним лицом к лицу. И покажу ему, что меня не запугать. Что я его не страшусь.
Я кладу руки на колени ладонями вверх, наклоняю голову вперед, закрываю глаза и заставляю разум успокоиться и прийти в равновесие. Мое дыхание становится медленнее и глубже. Пульс выравнивается и замедляется. Постепенно земные звуки слабеют и уходят, пока мне не начинает казаться, что они доносятся откуда-то из далекого-предалекого края и мне нет до них никакого дела. Мои губы шевелятся, ибо я беззвучно читаю заклинание, призывающее ко мне тех, кто ушел в Царство Ночи. Я повторяю тайные слова, которые знакомы мне так же хорошо, как христианские молитвы, которые моя няня учила меня читать перед сном. Заклинание звучит в мозгу как монотонное песнопение, снова и снова, пока мое сознание не приходит в измененное состояние, состояние транса. Наконец я перестаю повторять сокровенные слова и сижу неподвижно, прислушиваясь и ожидая. Несколько секунд, и я ощущаю на шее знакомый холодок – стало быть, мертвец уже здесь.
«Но кто откликнулся на мой зов?»
Ответа нет, но я совершенно точно знаю: я больше не одна. В ответ на призыв явился дух, готовый к беседе. Это не отец, в этом я уверена, ибо я говорила с ним прошлой ночью в подземелье под нашим домом и знаю: он уже начал уставать от частоты наших встреч. Он бы не пришел, разве что я попросила бы явиться именно его.
«Кто же ты?»
Когда дух начинает свой монолог, я не слышу звуков как таковых, вместо этого смысл его слов ложится прямо на мое сознание. Это знак того, что он умер много десятилетий назад, а то и веков. Он выбрал для обращения ко мне старый английский, то и дело «украшая» его фразами на латыни. Я чувствую, что это мужчина. И сосредоточиваюсь на том, что он говорит. Хотя его присутствие чувствуется вполне явственно, речь его неразборчива и несколько сумбурна.
«Кто был тот волшебник, что заявил мне отвод? Ты можешь рассказать мне о нем?»
В моем сознании звучат предложения, они кажутся мне бессвязными, похожими на отрывки из каких-то древних заклинаний и молитв. За этими отрывками следует что-то, касающееся силы и власти. И грядущей беды.
«Беды для кого?»
Я этого так и не поняла, хотя мне было ясно, что дух очень эмоционален. И тут внезапно я чувствую: рядом со мною есть кто-то еще, кто-то, кто мне угрожает. Это не званный мною Темный дух!
Ты ищешь помощи не у тех людей, Дочь Ночи.
«Скажи мне, кто ты? Почему ты преследуешь меня? Кто заставляет тебя это делать?»
Ты делаешь вид, будто я тебе интересен помимо той угрозы, которую я представляю, но я вижу тебя насквозь. Я знаю, все волшебники и волшебницы Клана Лазаря прибегают к притворству, когда им это выгодно. Лукавые твари, боящиеся показать, каковы они на самом деле.
«Если ты и впрямь так думаешь, надо полагать, тебе самому хочется открыть мне, кто ты такой?»
В это мгновение я замечаю в тени деревьев какое-то движение, и у меня екает сердце. Похоже, я здесь не одна, и тот, кто находится в саду рядом со мной, отнюдь не бесплотный дух.
– Кто здесь? – шепчу я, и из-за того, что вокруг стоит мертвая тишина, звук моего шепота кажется мне громким. – Кто это?
– Это всего лишь я, сестрица, – говорит Фредди и выходит во дворик. Здесь лунному свету не мешают ветки деревьев, и он ясно освещает фигуру моего брата.
– Что ты тут делаешь в такой час? – спрашиваю я более резко, чем собиралась. Мое сердце все еще гулко стучит после разговора с Темным духом. Как бы обескураживающе его присутствие ни действовало на меня, я знаю, что должна бросить ему вызов и показать, что его угрозы мне не страшны. И выяснить, не подослан ли он ко мне Стражами. Но сейчас здесь Фредди, и мне надо уделить внимание ему.
– Я мог бы задать тот же самый вопрос и тебе, – отвечает он, усаживаясь на стоящее напротив моей скамьи плетеное кресло. – Однако я понимаю, что мне лучше не интересоваться твоими… странными ночными делами. Отец хорошо в меня это вбил. Хотя я и не годился для того, чтобы вступить в вашу теплую компанию, я могу хотя бы держать ее существование в секрете.
– Тебе это, должно быть, нелегко, – говорю я, и надо сказать, что я действительно так думаю. Мне и самой противна вся та ложь, к которой я вынуждена прибегать, чтобы защитить клан. Так насколько же тяжелее такой обман, должно быть, дается тому, кто даже не является его членом.
Фредди вздыхает и ерошит рукой свои блестящие черные волосы. Бывают моменты, когда он напоминает мне отца. Хотя, по правде сказать, между ними мало сходства. Сейчас он кажется мне невыразимо печальным. И таким одиноким. Что же случилось с тем веселым мальчиком, с которым я провела детство?
Словно прочитав мои мысли, Фредди внезапно улыбается.
– Ты помнишь то ужасно жаркое лето перед моим отъездом в Хэрроу? Мы с тобой тогда проводили все дни, плавая в озере.
При воспоминании об этом я смягчаюсь.
– Да, едва только нам удавалось улизнуть от этого гадкого мистера Карстерса. Свет еще не видел более скучного гувернера.
– Папа считал, что он научит нас быть серьезными.
– А мама, если мне не изменяет память, находила, что у него очень изысканные манеры.
– Просто к тому времени мы уже выжили из дома стольких гувернеров, что нашим отцу и матери было трудно отыскать такого, который согласился бы попробовать дать нам отпор.
– Это ты их всех выжил. А я была до смешного благонравным ребенком.
Фредди ухмыляется.
– Если тебе нравится так думать, я не стану с этим спорить. Давай просто скажем, что ты играла роль моей добровольной сообщницы во всех приключениях.
– Я, конечно же, помню, как тем летом считала бесконечные нудные минуты занятий до того момента, когда мы могли наконец убежать на озеро. Ты смастерил там качели, чтобы мы могли прыгать с них прямо на глубину.
– Ты должна признать, что я прыгал особенно ловко. Как я проделывал сальто назад!
– Больше его делать не умел никто.
– Я был непревзойденным мастером сальто назад. До меня было далеко даже нашим никчемным кузенам.
– В значительной мере потому, что в нужный момент ты сбивал их, крича, что их купальные костюмы просто нелепы.
– Так они и впрямь были нелепы. Они сами были виноваты, что их так легко было дразнить.
Я беззаботно смеюсь, чем удивляю саму себя. Я уже так давно не смеялась.
– Нам тогда было так весело, Фредди, ведь правда?
Он кивает.
– Но с тех пор, кажется, прошла целая вечность, – говорю я.
