Появляется миссис Морелл со своей помощницей, и обе начинают говорить Шарлотте, как прелестно она выглядит и как прекрасно платье, которое она сейчас держит в руках; оно подходит к цвету ее лица в это время года. Я смотрю в окно магазина. Погода стоит уже совершенно зимняя, затянутое тяжелыми темными тучами небо обещает холодный дождь или снег. Октябрьские бури миновали, но им на смену пришли пробирающие до костей холода. Фредди уже несколько раз жаловался мне в своих письмах на недостаточность отопления в Рэднор-холле. Писал он также и о том, что от хваленого свежего воздуха ему нет никакого проку, поскольку он может находиться на нем не больше десяти минут зараз. Он проводит большую часть времени, сидя у камина в кабинете и ежась от холода, так что он с таким же успехом мог бы остаться на площади Фицрой. В своих ответных письмах я напоминала ему о нашей сделке и просила его потерпеть. Я также уверяла, что в Лондоне погода не лучше, что на улицах грязно после стольких дождей, а половина слуг простужена и кашляет. Как бы скучно и некомфортно ему ни было в доме нашего детства, там он в большей безопасности. Правда, я не сомневаюсь, что при желании и в тамошних местах можно отыскать опиум, но зато там нет курилен, подобных заведению мистера Чжоу Ли. К тому же, чтобы отправиться на поиски этого зелья, ему пришлось бы сбежать из-под неусыпного надзора Уизерса, поскольку мне удалось отправить нашего дворецкого в Рэднор-холл, чтобы он следил там за Фредди.
Мне пришлось потратить немало труда, чтобы уговорить маму отпустить слугу на такой долгий срок, поскольку назвать ей истинную причину его отъезда я не могла. Пришлось убедить ее, что Уизерсу самому необходима перемена обстановки, что он сам нуждается в том, чтобы провести несколько месяцев вдали от дымного Лондона, чтобы она согласилась разрешить ему уехать в Рэднор-холл. Уизерс оказался неплохим актером и убедительно изобразил кашель.
– Лилит, иди сюда и посмотри на эту прелесть. – Голос Шарлотты возвращает меня в натопленный магазин. – Эдит подыскала для тебя изысканное черное платье. Уверена, ты не сможешь перед ним устоять! – Она восторженно машет рукой, показывая мне на платье, которое держит миссис Морелл. Оно и впрямь прелестно. Я подаюсь вперед и касаюсь тонкого шифона, такого мягкого, что он, как снег, словно тает под прикосновением моих пальцев.
– Оно из Франции, – объясняет хозяйка магазина. – Его привезли только сегодня утром.
Платье скроено так, что ниспадает свободно, так что хотя с ним и можно носить корсет, оно не требует туго затянутой талии, которая была в моде столько лет. Вместо этого линия талии в нем завышена, и доходящая до лодыжек расшитая бисером верхняя юбка мягкими складками спадает на нижнюю юбку, клинчатую, сшитую из шелка.
– О, ты должна непременно его примерить! – Шарлотта только не прыгает от восторга. – Уверена, оно идеально тебе подойдет.
Неужели это действительно было бы неправильно и грешно? Хоть раз нарядиться во что-то новое и красивое? Счел бы отец меня легкомысленной или, напротив, захотел бы, чтобы я доставила себе удовольствие? Хотя я и считаю, что знала его хорошо, мне было бы трудно с уверенностью сказать, как бы он рассудил.
Час спустя я задыхаюсь от смеха, а в магазине все столы, стулья и диваны завалены платьями, меховыми палантинами, обувью и пальто.
– Шарлотта, – говорю я ей, – ты одновременно тонизируешь и оказываешь дурное влияние.
– О, Лили, ты же можешь позволить себе обновить гардероб, – произносит она, обмакивая печенье в чай, который принесла нам помощница миссис Морелл.
– Но целых три платья! – протестую я.
– И сверх того еще шикарное зимнее пальто, в котором, я тебя уверяю, ты остро нуждалась. Скажи, где ты выкопала эту жалкую тряпку, которую так упорно носишь сейчас?
– Это вполне приличное пальто, совсем еще не поношенное. – Я пытаюсь говорить так, словно хочу его сохранить, хотя, по правде сказать, я уже совершенно очарована моим новым пальто, сшитым из дорогой шерсти, облегающим, с меховыми воротником, манжетами и отделкой подола.
– В этой обновке ты хотя бы не будешь выглядеть так, будто на троне все еще сидит королева Виктория, когда в следующий раз выйдешь в свет.
– В самом деле я уже начинала чувствовать, что одета скучновато.
– Когда носишь траур, это бывает. Новые вещи выглядят шикарно, но все они вполне приличны и полностью соответствуют требованиям, которые предъявляют к траурной одежде. И не верь тем, кто будет уверять тебя, что это не так, – заявляет она, доедая свое печенье и протягивая чашку, чтобы в нее налили еще чаю. Потом сбрасывает ботинки и забирается на диван. Я завидую этой ее способности везде чувствовать себя как дома. – Как интересно, – продолжает она, – что ты наконец-то позволила мне помочь тебе купить обновки.
– Как ты и говорила, мой гардероб несколько… отстал от жизни. А я не хочу выглядеть старомодной.
– Хмм. Может быть.
– Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что, быть может, у тебя есть причина перестать одеваться, как чья-то тетушка, оставшаяся в старых девах. Может быть, у тебя появился кто-то, ради кого ты хочешь выглядеть нарядной? Кто-то новый? Кто-то чертовски красивый, безумно обаятельный и потерявший голову от тебя? По имени Брэм Кардэйл? Молодой художник, недавно объявившийся в наших краях?
– Шарлотта, я не понимаю, о чем ты толкуешь, – говорю я, пряча лицо за чашкой чая.
– Лилит Монтгомери, ты не умеешь врать. Я слишком давно тебя знаю, чтобы не заметить, что ты вся светишься. И не видеть, как ты радостно улыбаешься всякий раз, когда мы отправляемся в студию Мэнгана.
– Не говори чепухи.
– Это я-то говорю чепуху? Может, скажешь, мне почудилось, что ты получала удовольствие – и какое! – когда вчера вечером танцевала с ним? – Она колеблется, потом добавляет: – Лили, милая, возможно, мне не следует этого говорить и ты на меня разозлишься, но у тебя никогда не бывает такого лица, когда ты танцуешь с Льюисом.
К моему великому облегчению, в эту минуту к нам подходит миссис Морелл и, кашлянув, чтобы привлечь наше внимание, предлагает доставить платья и пальто ко мне домой, а также выставляет счет. Я избавлена от продолжения этого допроса с пристрастием по поводу Брэма, поскольку мне надо расплатиться. Однако в глубине души я не могу отрицать, что представляла себе, как бы он посмотрел на меня в моих обновках. В этих платьях я чувствую себя другой. Моложе. Свободнее. Увидит ли он это отличие? А если и увидит… Если честно, Шарлотта права. С Брэмом я другая. С ним я становлюсь такой версией себя, о существовании которой я и не подозревала. С Льюисом я такая, какой была всегда. Может быть, притягательность Брэма именно в этом и состоит? Может быть, в нем я вижу возможность убежать от навязанных мне ролей?
Как бы то ни было, думать, что я могу продолжать видеться с Брэмом, было бы с моей стороны глупой фантазией. У Шарлотты осталось не так уж много сеансов, а после этого у меня уже не будет поводов ездить в студию. Может быть, я просто пытаюсь так повысить свою самооценку? Пытаюсь заставить его восхищаться собой, чтобы укрепить свою уверенность в себе? Я была так близка к тому, чтобы довериться ему, чтобы все рассказать. Отчего же я так расслабилась, может быть, от шампанского и танцев? Или все дело в нем самом? В любом случае это было бы ужасной ошибкой, теперь, в безжалостном свете дня я вижу это совершенно ясно. Как это ни парадоксально, Темный дух, возможно, оказал мне услугу, помешав продолжить разговор. И все равно я сейчас, словно какая-нибудь легкомысленная девчонка, гадаю, что подумал бы Брэм, увидь он меня в одном из моих красивых новых платьев. Что ж, я, конечно, могу немного поразвлечься, общаясь с Шарлоттой и покупая наряды, но я знаю – скоро мне придется вернуться к своим обязанностям. Темный дух сделал очередной ход, заявив, что чего-то хочет от меня. Он может иметь в виду только одно – Эликсир Лазаря. Так что правда состоит в том, что я могу играть роль беспечной молодой женщины лишь очень недолго.
