При слове «труп» Антон вздрогнул и очнулся.
— Я… я… я, — он заикался, — я не буду этого делать! Я сейчас позвоню в полицию и все им объясню! Я скажу, что он на нас напал, а мы защищались.
— Да на тебе нет ни одного синяка, — злорадно усмехнулась Анна. — Так, по-твоему, происходит драка? Я не позволю тебе звонить в полицию, мы должны улететь в Париж!
Антон промолчал. Анна, морщась от головной боли, стянула волосы в узел и села на бортик ванны.
— Его надо вывезти на дачу и закопать там. — Она вздохнула. — Его никто и никогда не хватится!
Антон смотрел на жену как на сумасшедшую, рубашка у него взмокла, под мышками растеклись два больших темных круга. Редкие волосы на голове слиплись от пота, а лицо, и без того полное, совершенно ослабло и обмякло. Анна едва держала себя в руках — такой ненависти к мужу она еще никогда не испытывала. Лакрицина даже предположить не могла, что за один день ее в принципе хорошее отношение к мужу перерастет в такую жгучую ненависть. Хотя, возможно, это просто нервы, но сейчас у Анны не было времени размышлять над этим, сейчас надо было избавиться от трупа, для чего сначала привести в человеческий вид мужа. Анюта собрала последние силы и подошла к нему.
— Антош, ты пойми, — начала она ласково, едва сдерживая позывы заехать ему хорошую пощечину, — я ведь даже не о себе думаю. Ну, Париж, да ладно Париж, куда он денется? Можно и потом, наверное, съездить. Снова три месяца собирать бумаги, заполнять анкеты. Но бог с ним! Но ведь если сейчас приедет полиция, то тебя увезут в кутузку или куда там увозят, потому что ты убил человека.
На Лакрицина было жалко смотреть, он сполз на пол и закрыл лицо руками:
— Это ты, это все ты, ты меня заставила! Я не мог. Я не хотел. Это ты…
И он расплакался, как ребенок.
Анна не узнавала собственного мужа. Конечно, Антон и в хорошие его дни никогда не был мачо, но чтобы так раскиснуть… Хотя совершенно нельзя предугадать, как поведет себя человек в экстремальной ситуации, пока он в ней не окажется. Некоторые так и проживают всю свою жизнь, никогда не сталкиваясь с чем-то из ряда вон выходящим, но Антону не повезло. И он растекся, как сметана.
Лакрицина присела возле мужа на корточки и, борясь с подступающей головной болью, подкатывающей волнами, обняла его. Ей не было его жалко, но она понимала, что от дальнейших действий мужа полностью зависит ее поездка в Париж.
— Антон, давай ты сейчас умоешься, я налью тебе валерьяночки, ты успокоишься. Потом мы уберем труп на балкон и помоем квартиру, а рано утром увезем его на дачу. Мы поедем объездными дорогами, медленно, и нас никто не остановит, потому что мы на фиг никому не нужны.
— А если остановят? — у Антона дрожал голос. — Аня, давай вызовем полицию, пока еще не поздно.
— Поздно, — холодно ответила она и убрала руки с его плеч, — ты его уже убил. Я поведу машину сама, если нас остановят, мы скажем, что везем труп в полицию, потому что он напал на нас вчера вечером. И мы были в шоке всю ночь и вот только пришли в себя. Но этого не случится.
— Если нас поймают, — Антон вытер зареванное лицо, — я скажу, что ты первая его ударила. Имей в виду, я один в тюрьме сидеть не буду.
Лакрицина опешила. Она настолько удивилась тому, что у ее мужа прорезался голос, да он еще делает такие заявления, почти угрозы, что даже растерялась.
— Ты мне что, угрожаешь? — Она нервно рассмеялась. Именно в этот момент Анна поняла, нет, почувствовала, как ее десятилетний брак развалился на куски. Она поняла, что никогда больше не сможет лечь в одну постель с этим мужчиной, с которым еще сегодня утром собиралась лететь в Париж в романтическое путешествие.
— Я тебя предупредил. — Антон тяжело поднялся с пола и пошел в гостиную. — Здесь работы на всю ночь, — пробормотал он как ни в чем не бывало. — Анна, неси тряпки, все, какие есть, ведра и пакеты.
— Сам принесешь, — огрызнулась она, — руки не отсохнут.
В ответ Антон лишь пожал плечами и пошел на балкон за моюще-чистящими средствами.
— Наверное, надо сначала его убрать, — крикнула мужу Анна, стараясь не смотреть на труп. — Может, его в плед замотать? Ковра у нас нет, пленки тоже, куда его засунуть?
— Я думаю, подойдут плед и простыни. — Антон уже вернулся с ведром и теперь надевал резиновые перчатки. — Неси постельное белье, ну, то, старое.
Анна кивнула и пошла в гардеробную, там на третьей полке сверху они хранили старье, которое было уже не нужно, но его почему-то было жаль выкинуть. Когда Лакрицина вернулась в комнату, прижимая к себе застиранные пододеяльники, Антон уже запеленал труп в яркий цветастый плед с дивана.
— Сейчас еще в пододеяльник замотаем, и можно потом перетянуть скотчем, чтобы в дороге не размотался. — Он потихоньку приходил в себя.
Анюта молча и сосредоточенно помогала мужу.
— Возьми за ноги! — попросил Антон. — И понесли на балкон.
Труп оказался на удивление тяжелым, и Анюта от неожиданности едва не выронила его из рук. Она подумала, что, пожалуй, вынести его из подъезда и погрузить в багажник будет несколько труднее, чем она себе представляла. Тем более что и подъезд, и лифты, и двор у них в доме были оснащены видеокамерами.
Они бросили замотанное тело на лоджию, и Анна с некоторым облегчением выдохнула:
— Теперь надо отмыть квартиру и выкинуть лампу и биту. — Она тоже натянула резиновые перчатки и положила в мусорный мешок разбитую лампу и окровавленную биту, но потом решила, что лучше сначала хорошенько отмыть улики, а уж потом выбрасывать. Пока Лакрицина оттирала под струей горячей воды кусочки мозга и капли крови с вещдоков, Антон взялся за уборку квартиры.
Они закончили только под утро, когда Анна уже в буквальном смысле падала с ног от усталости. Пока Антон выбрасывал окровавленные половые тряпки в мешок для мусора, чтобы потом сжечь его, Анна дошла до спальни и в чем была, прямо в грязных джинсах и футболке, залезла под одеяло. Уснула она моментально.
Антон едва доковылял до дивана в гостиной и тоже отключился. Супруги, не сговариваясь, впервые за десять лет совместной жизни легли спать в разных комнатах.
Глава 2
Анна проснулась от того, что кто-то пинал дверь в квартиру ногами. Трель дверного звонка разносилась по квартире уже несколько минут, но Анюта никак не могла выскользнуть из больного, давящего состояния, которое теперь у нее называлось сном. Лакрицина, по привычке пошлепав рукой рядом и не обнаружив на второй половинке кровати мужа, наконец-то проснулась. Грохот из прихожей доносился просто страшенный, казалось, что кто-то пытается выломать дверь. Анна бегло взглянула на часы — половина пятого утра, значит, ей удалось подремать не более часа, за окном еще было темно, но небо уже серело в предвкушении приближающегося рассвета.
— Кто это? — в спальню заглянул растрепанный и помятый Антон.
