— Забыл, прости. — Увидев, что Лайма обидчиво надула губы, заверил, но не очень активно: — Теперь не забуду, сегодня же разведаю. Выходи, ты приехала.
— А ты не пойдешь?
— Не могу. Извинись перед Вероникой, скажи, я обязательно ее навещу… Кстати, выясни, сколько времени она здесь пробудет.
Опять намек, мол, я переключился на новый объект, поинтересней тебя, в сущности, ей глубоко безразлично, кого решил охмурять Георгий, лишь бы не ее. Лайма выскочила из авто, еще раз вскользь напомнив о просьбе, но Вероника с компанией еще не вернулась с кладбища, поэтому она устроилась на детской площадке и позвонила.
— Куда ты пропала? — оглушил повышенным тоном голос в трубке.
— Не кричи, пожалуйста, — пролепетала Лайма, чувствуя себя виноватой. — Я не могла, поверь. Тут столько всего случилось…
— И что же случилось? — не подобрел голос.
— Не по телефону. Завтра приеду, обещаю. Ты не сердишься?
— Сержусь. Я торчу в этой дыре безвылазно…
— Знаю, знаю, — перебила она. — Потерпи немного, я все…
Гудки оборвали ее фразу, но повторно Лайма не нажала на вызов, зная, что сделает хуже. Обхватив плечи руками, она опустила голову и смотрела в песочницу, где песка как такового не было, а росла травка, превратившаяся за лето в высохшие спицы. Придет весна, и сквозь умершую сухость пробьется новая, живая трава, а с человеком так не бывает, он не возрождается, если уж умер, то навсегда. Лайма боялась смерти, это естественно. Страх умереть, присущий большинству, но отдаленный и чисто эмпирический, в ее сознании имел вполне реальное воплощение, возможно, из-за чрезмерной мнительности. Только кто бы точно сказал, где кончается мнительность, а начинается предчувствие? Кто определит границу между этими двумя понятиями? Не одно ли это и то же?
Во время скромных поминок еще один показатель смутил Веронику: мало говорили о Зине, мало было воспоминаний. Как же прожила она свою короткую жизнь, в частности те пять лет, что сестры не общались? Наверное, не этот несвоевременный вопрос должен был беспокоить Веронику, но он настойчиво лез в голову.
Благодарность Клавдии Васильевне и соседке, которая не открыла дверь, когда Вероника впервые пришла сюда, была велика. Растроганные женщины изъявили желание помочь убрать, но Даша (девушка, не представившаяся вначале) их выпроводила, убедив:
— Вы и так намаялись, идите отдыхать, я останусь и помогу.
Собственно, уборка предстояла небольшая, народу-то пришло… Веронике было стыдно вспоминать… но все закончилось, только внутри остался мутный осадок.
Даша, сдвинув рукава тонкой водолазки к локтям, с энтузиазмом мыла посуду, а подвыпившая Вероника носила на кухню тарелки, складывала в вымытый холодильник остатки еды, потом сидела, подперев скулы ладонями и наблюдая за девушкой. Ей всегда нравились энергичные, способные взять инициативу в свои руки люди.
— Ты давно знакома с Зиной? — поинтересовалась Вероника.
— Не сказала бы, — ответила Даша, продолжая мыть посуду. — Год мы изредка встречались в компаниях, но как такового взаимного интереса друг к другу не проявляли. А месяца три назад столкнулись в кафешке, я зашла туда перекусить, там была Зина. Мы разговорились, оказалось, у нас на многие вещи одинаковый взгляд.
— Жаль, — вздохнула Вероника.
— Почему?
— Потому что мы с сестрой не ладили из-за разности взглядов, значит, не поладим и с тобой, а ты мне нравишься.
— Ну… — усмехнулась приятельница Зины. — Одинаковое мироощущение — это не значит, что и люди идентичны. Вот смотри, мы все прекрасно распознаем, где добро, а где зло, так? Даже когда сами идем на подлый поступок, знаем, что это плохо. Но далеко не все решаются переступить порог и сделать кому-то плохо, я имею в виду проступок, а не мелкую пакость, хотя… начинается все с мелочей. Тем не менее надо иметь склонность к плохому.
— Ты меня запутала, из твоей латыни я ничего не поняла.
Да и не могла понять. От Вероники ускользали мысли Даши, как и свои собственные, потому что находилась она под грузом усталости, да и переживания ее доконали, к тому же выпила вина больше положенного. Она и опьянение — нонсенс, но докатилась.
— Я говорила о том, — подсаживаясь к ней за узкий кухонный стол, сказала Даша, — что при общности наших взглядов мы с Зиной абсолютно разные люди. То, что сделала б она, не сделала бы я, и наоборот, поняла?
— Кажется, д-да.
Вероника отвела взгляд в сторону окна, за которым притаилась темнота. Черная дыра и отражение на стекле — все, что она видела, эти же картины видят каждый вечер миллионы людей, но не всем они кажутся фатальными. Потому и собственное прозрачное отображение мерещилось ей картинкой из будущего, то есть то время, когда ее, Вероники, не будет, как нет Зины…
— Ты, кажется, собираешься замуж, где же твой жених? — наливая чай в чашки, поинтересовалась Даша. — Почему он не приехал?
— Откуда ты знаешь про моего жениха?
— Хм… ты сегодня сама обмолвилась… Не помнишь?
— Не помню, — пожимала плечами Вероника, копаясь в собственной памяти и признав, что в ней имеются пробелы, а до маразма вроде бы далеко.
— Ну и неважно. Где же он?
— Наверное, на Мальте. Отдыхает. Ой, не смотри на меня, как на больную. Знаю, с его стороны бросать меня в таком положении и ехать отдыхать… э-э… м-м… ну, да, некрасиво, но… Но! — Вероника подняла указательный палец, этот предупредительный жест больше относился к ней и только отчасти к Даше. — Я не хочу задумываться, насколько мне неприятен его поступок. А он неприятен!
— И мне было бы неприятно, — поддержала ее Даша.
— Все, все, все, не хочу говорить на эту тему, — замахала Вероника руками, однако сама же вернулась к Стасу, — вероятно, после Зины это была главная больная мозоль:
— Мой Стасик умница, очень интересный… внешне и вообще… как личность…
— Ты пьяна, — констатировала Даша.
— Ну и что? Подумаешь!.. Я про что говорила?
— Про Стасика. Какой он умница.
Вдруг Вероника, потеряв интерес к теме, обхватила голову руками и захлюпала носом, жалуясь новой знакомой:
— У меня сплошной завал. Этот урод — Ларичев, есть такой следователь, из железа сделанный, заманил меня сюда и выдрал подписку о невыезде, я у него запасной вариант. Он прекрасно понимает, что к смерти сестры я не имею отношения, но не выпускает меня из города. Что я здесь должна делать, на какие шиши жить?
— Хочешь, узнаю, что этот Ларичев думает на твой счет?
— А ты можешь?
— Ничего не обещаю, но у меня есть знакомая в милиции, правда, она рядовой сотрудник…
— Узнай, а? — Вероника даже слегка протрезвела. — Хоть примерно.
— Попытаюсь. А теперь давай я тебя уложу…
