Церковь нужна государству, чтобы затащить народ в духовное рабство. Духовное рабство не восстает против рабства государственного.
Свобода — есть результат борьбы, а не результат смирения. Смирения требует государство для обеспечения своего благополучия; поэтому государство — всегда не свобода. Не будем спорить о нужности церкви народу, но в миллион раз больше нужна школа; учитель бесконечно более нужен, чем протопоп. Духовной нация станет тогда, когда своей крохой-копейкой люди будут делиться не с попом, а со школой и с народным учителем.
Нынче церковь — атавизм, хвост у государства — и вспоминает о средневековье с тоской. Церковь, как и государство, есть не божественный, а общественный институт. Церковь обращается к народу с призывом к всепрощению, в т. ч., вероятно, к всепрощению финансовых, социальных и политических притязаний к государству; но никогда не обращается с тем же к государству и власти. Мы говорим: нет — мы не простим… Нужно не бояться сказать правду себе: церковь всегда будет поддерживать власть. Церковь ни слова не говорит о борьбе народа и никогда не поддержит партию рабочих, пока она в оппозиции — т. е. до тех пор, пока рабочий класс не возьмет государственную власть. Политическая надежда народа на церковь бессмысленна и наивна. Потому — никакого заигрывания с церковью. И вера в бога, и участие в церковных обрядах — личное дело кавдого; хочешь — вокруг храма ходи, хочешь — вокруг деревянного идола танцуй. Классовой борьбе это не мешает и отношения к ней не имеет. А вот если тот или иной поп — от своего ли имени, от имени ли церкви или бога — публично призывает смириться с государственно-полицейским гнетом, с господством класса бюрократии, не противиться ему, любить власть предержащих — эту пропаганду следует безжалостно разоблачать как реакционную и не божественную.
Сколько еще десятилетий люди будут удивляться и сокрушаться: почему церковь не защищает народ, почему церковь «не скажет свое слово»? Эта слепота не пройдет до тех пор, пока не наступит прозренье в том, что церковь никогда не защищает народ на деле, политически, что церковь всегда стоит на страже интересов правящего класса и защищает форму их власти: феодальную, фашистскую, либеральную. Когда будет установлена власть государства трудящихся, церковь также послушно и угодливо присягнет на верность и найдет подтверждения истинности и божественности социалистической народной власти.
Триалектика нужна для того, чтобы изучать ею факты. Изучение триалектикой действительности — есть лучшая проба ее на прочность. Если удается построить треугольник: найти и рассмотреть диалектику трех взаимопротивоположных граней единого явления — значит таковое рассмотрено всесторонне. Одной диалектики не достаточно: отношения между двумя не могут быть понятыми, если не рассмотрен третий. С другой стороны, этот третий может быть объяснен только взаимоотношением двух, которыми он определяем как своей противоположностью. — Плюс, минус и ноль; электрон, протон и нейтрон; ускорение, движение прямолинейное и покой; жизнь, смерть и небытие: «существование» человека до рождения, до зачатия; орел, решка и гурт и т. д. Для понимания явления нужно найти третий полюс; субъект триалектики определяется двумя предикатами.
Пример. Церковь: народ и государство (или: человек и бог; — или: история и современность и т. д.) — т. е. для понимания общественной сути церкви необходимо отдельно рассмотреть ее отношения с народом и государством (для понимания божественной сути — ее отношения к человеку и богу; и т. д.). Коммунизм — есть путь борьбы народа против государства как рабства. Победный этап — отделение церкви от государства. Следующий этап, эпоху в развитии, марксизм видит ясно, как отделение государства от народа.
Гремучая смесь: церковь и казенщина. Церковники узурпировали монополию на истину и Писание, как брежневцы — монополию на социализм и Маркса. Говоря: «кесарево кесарю, а Божие Богу», церковники требуют себе и кесарево, и божие. Церковь тысячу лет заставляла людей молиться не богу, а себе как Великому Инквизитору. Религия и церковь действительно могут служить богу, лишь будучи вне казенной госвласти: в подполье, во свободе. Ставши при государстве, церковь служит дьяволу и всей государственной мерзости. Когда во времена прежние народ тошнило от гнилой советской пропаганды, люди протестующие за глотком воздуха обращались к церкви, — хотя в иконках духовности не больше, чем в матрешках. Если теперь государство будет вдалбливать в душу народа церковно-православное послушание — нашим протестом мы будем чтить Коран.
Товарищи! Россия завоевана и оккупирована. Не в переносном, а в прямом. Народ России угнетен и завоеван государственным бюрократическим классом. Нынче в России уровень культуры завоевателя — бюрократического государства, чиновника, идеологии православного «патриота-государственника» — на порядок ниже культуры завоеванного ими народа. И эта низкая, низменная культура безграмотных самоуверенных невежд-депутатов, администраторов, политологов, культура уровня гаишника, прямо навязывается побежденному классу трудящихся, людям с высшим образованием: педагогам, врачам, ученым. Государственной идеологией становится держимордовский шовинизм, камуфляжная полицейщина, начальственная однопартийность, советское чинопочитание, церковная «духовность», «самоцензурная» журналистика, масскультура и пошлая клоунада. Бесполезно пытаться морально переделать класс, который своим экономико-политическим положением поставлен в условия, вынуждающие его быть аморальным. Все государство, вся вертикаль власти пропитана пошлостью: от чурки в местной администрации до президента. Самоочищение системы невозможно, как невозможно самоочищение бюрократизма, коррупции и произвола самого от себя. Вся пошлость может сгореть только в огне революции. Революция — есть лечение больного общества.
XVI. Диалектическая оценка истории
Во всем обвиняют коммунистов… Нам нужно уметь защищаться — не демагогией, а классово. Когда очередной оплевыватель говорит о советской истории — мы в каждом слове должны видеть: где героизм народа, трудящихся, русских людей, а где — преступления власти и государственная мерзость, даже если называют ее «коммунистической». Не коммунисты были у власти, а власть называла себя коммунистами — как вместо Христа молятся попу. Сегодня коммунисты — наследники российского свободомыслия, вольнодумства и стремления к свету; нынешнее государство — наследница преступлений и косности вчерашнего государства; а коммунизм и антикоммунизм — только названия.
Рабочий класс — наиболее моральный, честный и чистый класс. Народ, простые люди есть главный носитель морали и духовности в стране. Но всякий раз, говоря о народе, как хранителе русской души, необходимо оговариваться, что никогда не подразумевается весь народ, все общество как сумма классов, а стоит иметь в виду только некую большую, наиболее чистую часть народа, морально и классово определенную.
Циолковский, Королев, Гагарин — герои нашей страны и нашего народа, и сегодняшний рабочий класс — есть прямой наследник всей гордости русской и советской эпохи. А вот государству нечего примазываться к этим именам. Русские люди запрещают номенклатурным держимордам даже вспоминать наших Зою Космодемьянскую, Н. Островского и Высоцкого. Мы говорим: вспоминайте себе Черненко и Суслова, ибо вы, господа центристы, их наследники, преемники их дел. Народ и государство не едины.
