Я отложила вилку.
– Я вот не пойму, ты специально создаешь мне проблемы или просто придуриваешься?
Принц взял еще кусочек со своей тарелки.
– Ему не нравится черный?
– Это цвет мужчины, который пытался убить его и регулярно брал меня в заложницы. Мой заклятый враг, помнишь?
– Тем больше причин присвоить себе его цвет.
Я вытянула шею, чтобы посмотреть, куда ушел Мал. Увидела, как он сел в одиночестве у стойки в соседнем помещении.
– Нет, – покачала головой. – Никакого черного.
– Как угодно, – кивнул принц. – Но ты должна выбрать какой-то цвет для себя и своей стражи.
Я вздохнула.
– Стража так необходима?
Николай откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на меня с серьезным выражением лица.
– Знаешь, как я получил имя Штурмхонд?
– Я думала, что это своеобразное подшучивание над твоей кличкой: «щенок».
– Нет. Это имя я заслужил. Первый корабль, который я взял на абордаж, был фьерданским торговым судном из Джерхольма. Когда я приказал капитану опустить меч, он рассмеялся мне в лицо и сказал, чтобы я бежал домой к мамочке, и что фьерданцы готовят хлеб из костей тощих равкианских мальчиков.
– И ты убил его?
– Нет. Я ответил ему, что равкианцы слишком брезгливы, чтобы есть мясо старых и глупых капитанов. А затем отрезал ему пальцы и скормил их своей собаке у него на глазах.
– Ты… что сделал?
В зале было полно шумных солдат, которые пели, кричали и рассказывали байки, но все это отошло на задний план. Я потеряла дар речи и уставилась на Николая. Он будто вновь изменился, и его маска очарования исчезла, обнаружив очень опасного человека.
– Ты слышала. Мои враги разговаривают на языке жестокости. Как и моя команда. После этого я выпил со своими людьми и поделил добычу. Затем вернулся в свою каюту, выблевал прекрасный ужин, приготовленный моим стюардом, и рыдал, пока не уснул. Но в тот день я стал настоящим корсаром, и именно тогда родился Штурмхонд.
– Вот тебе и щенок, – ответила я, борясь с рвотными позывами.
– Я был мальчишкой, выступившим с недисциплинированной командой из бандитов и мошенников против врагов, которые были старше, мудрее и безжалостнее. Необходимо было сделать так, чтобы меня боялись. Все до последнего. Иначе полегло бы много людей.
Я отодвинула тарелку.
– И чьи же пальцы ты хочешь отрезать с моей помощью?
– Я хочу, чтобы ты начала думать и вести себя как лидер, раз уж собралась им стать.
– Знаешь, я уже слышала это от Дарклинга и его сторонников. Будь жестокой. Будь злой. В будущем это спасет много жизней.
– Думаешь, я такой же, как Дарклинг?
Я окинула его изучающим взглядом: золотистые волосы, опрятный мундир, слишком хитрые карие глаза.
– Нет, – медленно произнесла я. – Не думаю. Но я уже ошибалась прежде.
С этими словами я встала и пошла за Малом.
* * *
Наш переход в Ос Альту больше напоминал медленное шествование измученной процессии, нежели бодрый галоп марширующей армии. Мы останавливались в каждой деревне у Ви, на фермах, маслобойнях, в школах и церквях. Приветствовали местных сановников и проходились по всем больничным отделениям. Ужинали с ветеранами войны и аплодировали женскому хору.
Было трудно не заметить, что в деревнях в основном оставались либо очень юные, либо очень старые. Всех годных к военной службе призвали в армию короля, сражаться в бесконечных войнах Равки. Наши кладбища разрослись до размеров городов.
Николай раздавал монеты и мешки с сахаром. Пожимал руки торговцам, целовался с морщинистыми матронами, которые звали его «щеночком», и очаровывал каждого, кто стоял поблизости. Принц никогда не уставал, никогда не сдавал позиций. Сколько бы миль мы ни преодолели, со сколькими бы людьми ни пообщались, он всегда был готов поговорить с любым желающим.
Казалось, Николай всегда знал, чего люди от него хотели – когда играть роль смеющегося мальчишки, когда золотого принца, а когда и бывалого солдата. Я предположила, что подобному учили всех членов королевской семьи, растущих во дворце, но наблюдать за ним все равно было странно.
Он не шутил насчет зрелищ. Принц всегда старался, чтобы мы приезжали на рассвете или после наступления сумерек, или останавливал наше шествие в тени церкви и городской площади – в любом подходящем месте, чтобы похвастаться заклинательницей Солнца.
Заметив, как я закатываю глаза, Николай подмигнул и сказал:
– Все считают тебя мертвой, дорогая. Теперь главное – красиво воскреснуть.
Я сдержала свою часть сделки и достойно играла роль. Любезно улыбалась и призывала свет, освещая и согревая им крыши, шпили и пораженные лица. Люди плакали. Матери приносили мне своих младенцев, чтобы я поцеловала их, а старики склонялись к моей ладони с мокрыми от слез щеками. Я чувствовала себя настоящей мошенницей, о чем и сообщила Николаю.
– В смысле? – искренне недоумевал он. – Люди любят тебя.
– Или они любят твою призовую лошадку, – проворчала я, когда мы выехали из очередного города.
– Ты хоть когда-нибудь выигрывала приз?
– Не смешно, – сердито прошипела я. – Ты видел, на что способен Дарклинг. Эти люди отправят своих сыновей и дочерей на войну с ничегоями, а я не смогу их спасти. Ты пичкаешь их ложью.
– Мы даем им надежду. Это лучше, чем ничего.
– Сказал человек, который понятия не имеет, что значит не иметь ничего, – отрезала я и отправила лошадь вперед.
* * *
Краше всего Равка выглядела летом, когда ее поля расцвечивались золотыми и зелеными оттенками, а воздух наполнялся сладковатым ароматом теплого сена. Несмотря на уговоры Николая, я решительно отказалась от удобной кареты. У меня отваливался зад, и бедра ныли от боли всякий раз, как я слезала с седла, но поездка верхом сулила свежий воздух и давала возможность присматривать за Малом. Он едва говорил со мной, но, похоже, уже начал оттаивать.
Николай рассказал всем о том, как Дарклинг пытался убить Мала в Каньоне. Это помогло Малу завоевать доверие солдат и даже получить небольшую порцию славы. Время от времени он отправлялся на охоту со следопытами из отряда и пытался обучить Толю охотиться, но у крупного гриша не очень получалось бесшумно красться по лесу.
По дороге из Салы, когда мы проезжали мимо рощи белых вязов, Мал прочистил горло и сказал:
– Я тут подумал…
Я выпрямилась и навострила уши. Он впервые заговорил со мной со дня отъезда из Крибирска.
Парень заерзал в седле, старательно избегая моего взгляда.
– Я тут подумал о том, кого можно выбрать в стражи.
