АЛИСТЕР: И как же вы разобрались с ситуацией?
АЙЛА: Был вариант дать ему успокоительное, которое мы всегда держим на борту, но это не так-то просто: нужно связываться с Америкой, чтобы получить разрешение. К тому же оно плохо сочетается с алкоголем. В крайнем случае можно было бы привязать мистера Спаркса к креслу, что также неприятно для всех окружающих. Если бы дело приняло дурной оборот, член экипажа мог бы остаться со сломанным носом, например. Я очень надеялась избежать этого. Пассажиры с мест 40B и 40C уже пересели, так что я села рядом с мистером Спарксом и стала говорить с ним спокойно и с улыбкой.
Я объяснила ему, что, если бы что-то горело, наши датчики среагировали бы на дым. Это, в общем-то, ложь, но ложь во спасение: датчики дыма есть в туалетах, и пилоты получат сигнал, если что-то произойдет с двигателем, но только и всего. Еще я сказала ему – и это чистая правда, – что на пути в Рим наш самолет попал в ледяной дождь и по прибытии его пришлось обработать «незамерзайкой». Когда самолет взлетает в воздух после такой процедуры, люди через кондиционеры могут чувствовать специфический запах. Он довольно непривычный, и люди не понимают, откуда он берется. После того как я все это объяснила, он сказал: «Дайте честное гребаное слово, что не врете». И я так и ответила, без агрессии, но дословно: «Даю честное гребаное слово». Я давно заметила, что, если использовать бранную лексику в ответ, пассажир теряется, потому что не ожидает такого, и утихает.
АЛИСТЕР: И после этого все улеглось?
АЙЛА: Да, он стал дышать в пакет. Но книга все еще пугала его, потому что он попросил меня «завернуть ее понадежнее», пока мы не сядем в Лондоне. Глупо, конечно, но чего не сделаешь ради спокойствия на борту. После того как мы разнесли ужин, я завернула книгу в фольгу с упаковок горячего. Мы сели в Гатвике, мистер Спаркс вышел из самолета и был таков – ни спасибо, ни извините. Когда я впервые прочитала обо всех этих ужасах, я, знаете, не сразу сообразила, что к чему. Я была поражена. Он казался таким хорошим парнем. Нахальным, конечно, и не совсем в себе, но в целом хорошим, если вы меня понимаете.
АЛИСТЕР: Вы так и не узнали, чем книга так напугала его?
АЙЛА: Нет, но я запомнила название: «Жертвы сатаны», со священником на обложке. Жуткая тема, что и говорить. Сатана не может не испугать, согласитесь.
Глава 4
Бекс щурится опухшими от травки глазами и протягивает:
– Ого. Мы и в самом деле сейчас это посмотрим?
Стрелка часов давно перевалила за полночь. Мы сидим, уставившись на видеофайл. Он скопирован на рабочий стол моего компьютера и только и ждет двойного щелчка мышки. Я – за своим столом в футболке, заляпанной пятнами рвоты. Прощайте, последние намеки на сексуальное напряжение, которые еще могли бы пережить признание Бекс. Она примостилась на уголке моей кровати. Мне не очень-то хочется с ней разговаривать, но в то же время я не мог не поделиться с ней новостями о возвращении видео. Такой вот парадокс.
Видео нашло меня при помощи одного поклонника – Калвина из Кардиффа. Этот прожженный технарь захотел изучить видео внимательнее и успел вынуть его с сайта за то недолгое время, что оно там висело. Увидев мой онлайн-крик о помощи, он написал мне через сайт JackSparks.co.uk и прикрепил файл. Мировой мужик.
Бекс хмурится:
– Что с тобой, малыш? Я думала, ты больше обрадуешься этому видео.
– До сих пор не очень хорошо себя чувствую, – вру я, проглатывая злость на то, что она съезжается с полным обормотом вместо того, чтобы быть со мной.
Она кивает, скрещивает руки и поворачивается к монитору с нетерпеливым и требовательным выражением.
К тому времени, как ты, дорогой читатель, возьмешь в руки мою книгу, ты наверняка уже успеешь посмотреть это видео. В противном случае можешь найти его онлайн (Элеанор: Будь умницей, вставь сюда ссылочку)
[5]. Но поскольку чтение книг заключается несколько в другом и еще потому, что кто-то здесь может оказаться слабовидящим, я собираюсь пересказать его во всех подробностях.
Итак, наш призрачный поезд отправляется в путь…
Видео снято в цвете, но в кадре столько черного, серого и белого, что запись кажется монохромной. Если судить по качеству, съемка была сделана в цифровую эру, но сложно сказать наверняка. Эту загадку, в частности, мне предстоит решить в ходе своего расследования, дамы и господа.
В кадре темно. Сцена освещена ровно настолько, чтобы разобрать происходящее. Разобрать – да, но не разобраться.
Мы видим коридор в каком-то подвале, а может, в котельной, а может, в котельной, которая находится в подвале. На протяжении всего видео слышится тихий механический гул. Единственный источник света – голая лампочка на шнурке, которая попадает в кадр на седьмой секунде хронометража. Лампочка покрыта копотью, и свет от нее идет потускневший.
Холодно – это понятно по пару изо рта оператора. Для простоты будем обращаться к нему в мужском роде. Ни картинка, ни звук ничем не выдают пола оператора, но давайте начистоту: любой женщине хватит ума не спускаться с включенной камерой в промозглый, темный жуткий подвал.
Камера снимает на высоте всего пары футов от земли. Она продвигается вперед медленно, вздрагивая на каждом шагу. Кажется, будто оператор ползет вперед на коленях. В паре шагов слева – стена из покоцанных, потускневших от возраста кирпичей. Впритык справа – противоположная стена в паутине труб, каждая по паре дюймов в диаметре. Они окрашены разными базовыми цветами, но краска почти везде пооблупилась. Трубы подбираются и убегают от допотопных пропыленных коробов со стрелками и циферблатами.
Впереди коридор уступает залитому темнотой пространству. Там же стена с трубами сворачивает вбок, и пока оператор приближается к этому углу, он держится близ стены, но, словно опасаясь неизвестности, замедляет шаг перед неизбежным поворотом. Теперь мы не только видим, но и слышим его дыхание, тонкое и прерывистое. Он явно напуган.
Дальше – пауза. Ты буквально чувствуешь, как он собирается с духом. Ты буквально слышишь, как он дует в штаны от страха. (Элеанор: Думаю, позже я сам выберу один из этих вариантов. Какой выберет наша мадам Скромность – и так понятно…)
Потом он снова начинает ползти, приближаясь к повороту.
Но вы не переживайте: видео на этом не заканчивается. Это была бы чудовищная досада. Нет, впереди у нас еще добрых тридцать секунд.
Сохранивший, видимо, толику здравого смысла оператор не ныряет за угол резко. Нет, он высовывается миллиметр за миллиметром. Да и как знать, может, он вообще сперва высунул из-за угла одну только камеру: голова отдельно – объектив отдельно. Так бы поступил лично я, и неважно, что я не верю в привидений.
