Я всегда боялся «Изгоняющего дьявола». Даже от обложки пластинки Slayer мне не по себе.
Комнаты страха для меня – своеобразная терапия по работе над фобиями. Я бы ни за что не набрался смелости сесть на такой аттракцион, если бы рядом не было Бекс.
Пока она не прилетела в Лос-Анджелес, я спал с включенным светом. Говорил себе, что не хочу споткнуться спьяну по дороге в ванную и пораниться.
Я говорил это себе с юных лет.
Как ловко мы умеем себя обманывать. Утешаем себя рассудительными отговорками, которые придумываем, чтобы заполнить пустоту внутри.
Я думал, что попал в «Шоу Трумана» во время экзорцизма, но кости у меня все равно похолодели.
Я рассмотрел все реалистичные варианты, как Мария могла оказаться в моем номере, но когда она исчезла за дверью, я разрыдался от непонимания.
Я сказал, что звонок от покойного Тони Бонелли был розыгрышем, но я никогда не чувствовал себя так одиноко в толпе людей.
И да, я записывал эти оправдания на бумагу.
Я лгал вам и тем самым утверждался во лжи самому себе.
Кокаиновое онемение творит чудеса. Без понюшки я бы в жизни не последовал за голосом в подвал.
А больше всего на свете мне придает силы моя тайная миссия. Она заставляет меня продолжать расследование вместо того, чтобы сбежать в Брайтон и спрятаться дома под кроватью. Миссия, о которой я буду готов рассказать и вам, когда подойдет час.
И пусть я качу в Бербанк к доктору Санторо, самоуверенно от всего отнекиваясь, но где-то внутри, спинным мозгом я понимаю, что Шерилин предупреждает меня неспроста. Происходящее отнюдь не психологические «ниточки и узелочки». Я действительно что-то запустил тогда в Хэллоуин. Тони дотянулся ко мне из могилы, чтобы сказать, что я получу по заслугам. И как написано на страницах книги священника Примо Ди Стефано, которой еще не должно существовать на свете, я заслуживаю смерти.
Но ты, Джек, просто крути баранку. Занюхивай свою жизнь химической эйфорией. Лезь на рожон, строчи в Интернете, что сверхъестественного не существует.
Все в по-ряд-ке.
Никакие усилия доктора Санторо не помогают мне выбраться из этой цельнометаллической оболочки. Я явился на прием только потому, что хочу найти рациональное объяснение для Сатанахии, Мании и Баракияла, но Санторо знает, где кость зарыта, и начинает копать.
– Как бы вы описали свое детство?
– Никак.
В нашу первую встречу Санторо не смог разговорить меня о родителях. Теперь я отказываюсь обсуждать и Марию Корви. Я знаю, что должен поделиться с ним, правда, знаю, но не могу себя заставить. Я говорю себе: в следующий раз, обязательно, только высплюсь сначала, как только, так сразу…
Салли Стронг мной бы гордился.
Питбуль Шерон тоже на месте. Странно. Теперь, когда я пишу эти строки на забрызганной кровью кровати отеля, описание ее смешных повадок кажется бессмысленным.
– Все взаимосвязано, – говорит Санторо. – Вы, конечно, не обязаны говорить со мной о детстве. Но вы же не можете прийти к остеопату с жалобами на боль в шее и не позволять ему прикасаться к вашим плечам. Одно вытекает из другого, как нитка в клубке.
Ниточки, узелки.
– Я уже сказал, что хочу поговорить про видео. Вы помните, то…
– Видеоролик из Интернета, да, – обрывает меня Санторо и сверяется с заметками.
Вот в таком мире мы живем сегодня, что даже ваш психиатр не дает вам договорить до конца.
Когда я говорю о трех словах, которые слышу только я, складывается впечатление, что доктор понятия не имеет, что на это ответить.
– Думаю, вы понимаете, что все это – имена демонов?
Я киваю.
– А как вы относитесь к демонам и дьяволу? – продолжает он.
– Так же, как и к богу, – отвечаю я, а в голове крутится мысль, не выдаю ли я мимикой лица собственной лжи. – Воображаемые друзья для взрослых. И воображаемые враги.
– А сама концепция дьявола внушает вам страх или тревогу?
Мария Корви марионеткой вскакивает с пола церкви.
Мария Корви ловит машину и шепчет «Счастливого пути» в тумане.
Мария Корви произносит все три слова на видеозаписи – молчи, молчи, молчи.
Но ты ведь и сам знаешь, что это она, девочка из твоих кошмаров.
Знаешь.
Молчи!
Я проглатываю комок страха.
– Концепции – это просто… концепции.
Часы протикивают три доллара под стук ручки Санторо по странице блокнота. Стоит мне обратить внимание на эту привычку, и каждый стук начинает отдаваться эхом в моей голове, как удар молотка.
– Каков этот голос? – спрашивает он. Мои ладони мокнут: он что, прочел мои мысли? – Мужской? Женский? Юный? Старый?
– Не знаю.
Я хочу, чтобы все это поскорее осталось позади. Могу думать только о паре дорожек кокаина – белоснежных и нежных, как перышки ангелов.
Санторо хмурится и опускает глаза в блокнот. И снова: тук-тук-тук. И я знаю, что он сейчас тоже связывает ниточки в узелки. Психотерапевты всегда так делают. Собирают из отдельных фрагментов общую легенду, точь-в-точь как журналисты и фанатики сверхъестественного.
– Этот голос похож на голос Марии Корви?
Ни слова о М**** К****, Санторо, а не то сам кончишь, как в «Крепком орешке».
Лицевыми мускулами я принимаю удивленное выражение.
– Хм! Сложно сказать.
Уходи оттуда, Джек. Уходи и не возвращайся.
Тук-тук-тук.
– А за рамками видеозаписи вы когда-нибудь слышали голоса?
Ну, начинается. Голоса. Как же психиатры любят голоса.
Для начала, как насчет голоса, который звал меня за собой, заманивая в бойлерную? Нет, не будем усугублять. Я уже сознался в том, что слышу слова, которых не должен слышать. Слова дьявола, ни много ни мало. «Псих», – сигналит клаксон прямо надо мной.
Голоса. Проверки мозга. Диагнозы. Шизофрения. Опухоль.
Спокойный как удав доктор говорит, что хочет выписать мне направление в медицинский центр. Я могу сам выбрать любой такой центр, деньги-то все равно плачу я, но он готов порекомендовать хорошую клинику.
– Самая обыкновенная проверка, – он стучит ручкой, а я поднимаюсь на резиновых ногах и вяло плетусь к выходу.
Да, я встаю и ухожу. Я иду быстро, и вскоре голос Санторо смолкает за мной:
– Разве вы сами не хотите найти этому объяснение?
Я иду до тех пор, пока глоток токсичного воздуха Лос-Анджелеса не спасает мне жизнь.
Потому что в трудную минуту вы всегда можете рассчитывать на Джека Спаркса и на то, что он уйдет.
