— А это уже грубая лесть, — отрезала Наташа.
Антон рассмеялся каким-то сатанинским смехом, заглянул Наташе в лицо и каким-то не своим, противным голосом сказал:
— Этот молокосос еще пожалеет, что бросил тебя. Он идиот! Сволочь и идиот!
И тут Наташу словно прорвало.
— Он не дурак! — закричала она. — Он сволочь и гад! Я не сказала тебе всего. Он не просто ушел. Он предал меня! Предал, как меня еще не предавал никто! Он трус и подлец!
— Громче! — закричал Антон.
— Что? — удивилась Наташа.
— Скажи то же самое громче. Заори. Вырви из себя это, освободись! Кричи: "Он трус и подлец!" — завопил Антон.
Наташа изумленно посмотрела на Антона и вдруг закричала что было сил:
— Он трус и подлец! Сволочь! Кретин!
— Падла! — заорал Антон.
— Падла! — повторила Наташа. — Сволочь!
— Ну давай, давай! — размахивая руками, кричал Антон. — Наддай!
— Я его ненавижу! — закричала Наташа. — Тварь! Педераст проклятый!
— Ну, еще! — неистовствовал Антон.
— Тухляк! Мерзятина! — из последних сил закричала Наташа. — У него изо рта воняло кислятиной! Сука!
— Здорово! — во всю силу легких закричал Антон, а Наташа подняла руки вверх и, потрясая кулаками, завизжала:
— Свинья! Импотент проклятый!
— Ура! — прыгая вокруг Наташи, орал Антон. — Мы его убили! Мы размазали его по этому пляжу, как дерьмо!
Неожиданно Наташа села на песок, обхватила голову руками и застонала.
— Что с тобой? — подскочив к ней, спросил Антон. Он сел рядом, обнял ее за плечи и попытался заглянуть ей в лицо. — Ты что? Тебе плохо?
— Что это со мной было? — тихо спросила Наташа.
— Мы убили этого сопляка, — ответил Антон.
Некоторое время они сидели молча, а потом Наташа шепотом сказала:
— Ты дьявол. Не главный, конечно. Кто там у них пониже рангом? Вот ты он самый и есть.
— Я не обижаюсь, — сказал Антон.
— И не надо, — так же тихо сказала Наташа. — Я же не обидеть тебя хотела. Просто сказала, кто ты такой.
— Ну, сказала и сказала. — Антон помог ей подняться с песка, взял ее за локоть, и они медленно пошли дальше.
Почти всю дорогу они шли молча, а когда подошли к дому, Антон попрощался и собрался было уходить, но Наташа остановила его:
— Пойдем, я тебя накормлю. У тебя же в твоей халупе ничего нет. Да и вообще можешь остаться у нас ночевать. Места много. Мама будет рада.
Они подошли к дому, на цыпочках поднялись на второй этаж в тот самый кабинет, где Антону уже приходилось бывать и, оставив гостя, Наташа спустилась вниз. Вскоре она появилась с подносом, заставленным всевозможными закусками.
Ужинали они долго и без удовольствия, хотя оба были голодны. Говорили мало и в основном о ерунде: вкусно, очень вкусно, как приготовлено, как лучше пить шампанское — с газом или без. Сердечные дела больше не обсуждали. Домашняя обстановка словно провела между ними демаркационную линию. Наташа выглядела очень уставшей. Она часто зевала в ладонь, отвечала невпопад и осоловело смотрела в свою тарелку. Антон думал о том, что зря он согласился зайти в дом. Ему давно хотелось остаться в одиночестве. Завтрашнее пробуждение представлялось ему скучным, а пребывание здесь с последующим прощанием — утомительным. Он с тоской подумал о том, что теперь предстоит завтрак с Еленой Александровной и ее сыном-жлобом, который обязательно испортит ему настроение. А потом в качестве платы за гостеприимство он должен будет остаться хотя бы на полчаса. И после всего этого придется пройти несколько километров пешком по берегу. Антон хотел было уже сказать, что после ужина уйдет, но Наташа опередила его. Она встала, бросила салфетку на поднос и сказала:
— Поднос поставишь на стол. Дверь внизу я закрыла на ключ. Располагайся на этом диване. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — ответил Антон. Ему лень было просить Наташу открыть входную дверь. Пришлось бы объяснять, почему он хочет уйти, врать, поскольку правда не годилась для подобного объяснения.
Наташа вышла из комнаты, закрыла за собой дверь, и Антон остался наконец один. Некоторое время он сидел, тупо уставившись на старинный барометр в бронзовом корпусе. Точно такой же когда-то он видел в Политехническом музее, и это воспоминание вызвало у него острый приступ ностальгии по школьным годам. Затем он растянулся на диване, но пролежал недолго. Встав, Антон подошел к окну, потрогал раму и попытался ее открыть. Это удалось ему без труда. В комнату вошли змеиное шипение прибоя и шелест листьев, до которых можно было дотронуться рукой.
Антон посмотрел вниз. До земли было метра три с половиной, и он, недолго думая, забрался на подоконник, свесил ноги вниз и, еще раз окинув комнату взглядом, прыгнул.
Приземлился он неудачно, на край канавки, а потому сильно потянул связки и повалился на бок под дерево, на сухую взрыхленную землю. Некоторое время он лежал, стиснув зубы от боли, боясь стоном обнаружить себя, и, когда увидел Александра, даже не удивился. Цепляясь за ствол и ветви дерева, Антон с трудом поднялся и на одной ноге прыгнул на дорожку. Александр подошел к Антону неспешной походкой хозяина дома, выражая всем своим видом неприязнь. Затем, остановившись, он сказал:
— Ты давно мне надоел, папочка.
— Ты мне надоел не меньше, сынок, — стараясь удержать равновесие, ответил Антон. — Видимо, в той своей жизни я не успел тебе объяснить, что человеку, который подвернул ногу, надо помочь, а потом уже… — Антон не успел договорить, как Александр вдруг резко ударил его кулаком в зубы. Антон упал на спину, раскинув руки в разные стороны.
— Тебе еще какая-нибудь помощь нужна? — спросил Александр.
Антон сел, вытер губы тыльной стороной ладони и ответил:
— Нет, спасибо. Если бы я знал, что ты вырастешь такой тварью, я бы удавил тебя в колыбели.
Александр сделал шаг вперед, и Антон громко сказал:
— Давай, давай, гад! Пользуйся, что я не могу встать. Ну и повезло же тебе, сволочь!
— Что ты орешь, — испугался Александр. — Ладно, не трону. Иди отсюда, и чтобы больше я тебя никогда не видел здесь. Это мой дом, и я не хочу, чтобы разная шантрапа по ночам прыгала из окон.
— Ты же ходишь вокруг, как пес, дом сторожишь. Значит, видел, как мы с Наташей пришли полчаса назад. А из окна я выпрыгнул потому, что не хочу ночевать в твоем доме, а будить никого не хотелось. Хотя, что я тебе объясняю? Сейчас уйду.
Антон встал вначале на четвереньки, затем поднялся на одну ногу и, превозмогая боль, заковылял к выходу. Александр молча шел за ним. Закрывая за собой калитку, Антон сплюнул через забор и на прощание сказал:
— Я понимаю, ты рос безотцовщиной, но оказался все же лучше, чем я думал. Я думал, ты начнешь меня обыскивать. — Антон вывернул карманы пиджака и брюк. — Это чтобы тебе спокойно спалось.
