Подобные взаимоотношения с начальником, которому напрямую подчинен, жизнь в розовый цвет не окрашивали. Это – одна сторона медали, производственная. Оборотная сторона – тоже несложившиеся отношения с партийной «владыкой» города.
Местный горком КПСС имел редкий в партийных управленческих структурах статус – объединенный горком КПСС. Таким образом, первому секретарю городского партийного комитета подчинялись не только партийные и хозяйственные руководители города, но и все партийные райкомы и директора всех предприятий всех районов, расположенных в этом географическом «аппендиците» Кировской области. Понятно, что секретарь объединенного горкома КПСС или, как его официально и неофициально именовали, «секретарь всех секретарей» был очень высокого о себе мнения. И неустанно следил за тем, чтобы коммунисты города и подчиненных горкому районных и производственных комитетов КПСС не сомневались в истинности веса указанной партответственности. А для этого он неустанно проводил всевозможные полузначимые, значимые и сверхзначимые партийные мероприятия, выступая на которых нес (что в период начинающейся «эпохи застоя» становилось естественным и даже обыденным) всевозможную словесную чепуху.
Евгения Петровича, молодого, а потому принципиального коммуниста очень злили и сами эти никчемные заседания, проходившие, как правило, после работы или в выходные дни, и убийственно безграмотные в производственном и филологическом отношениях многочасовые доклады первого секретаря. Естественно, что он после каждого такого доклада обязательно высказывал персональное мнение «рядового коммуниста» по поводу услышанного. А поводов для нелицеприятного мнения о себе секретарь всегда в каждом докладе давал предостаточно. Конечно, эти «принципиальные» комментарии отношений между ним и местным партийным идолом не улучшали.
И этот «партбожок», как и главный инженер завода, тоже, видимо, искал повод, чтобы избавиться от строптивца. Но избавиться так, чтобы ему потом «всю жизнь икалось».
В общем, подобная по большому счету жизненная мелочь из тех, что приходят и уходят. Но ведь и вши окопные тоже мелки, однако доводят целые армии до погребальных эпидемий тифа.
А в мире разгоралась «холодная война», набирало обороты противостояние с Америкой и западными странами.
Столицу Германии рассекла надвое непроходимая Берлинская стена. Человечество только что пережило Карибский кризис, и зыбкий мир еще был полон пересудами об убийстве президента США Кеннеди. На территориях государств, окружающих СССР, появляются все новые и новые военные базы, принадлежащие блоку НАТО или непосредственно США. Главным образом – авиационные и ракетные. Но были и военно-морские.
Военные училища не успевают удовлетворять растущие потребности армии и флота. Офицеров катастрофически не хватает.
Офицеров запаса в то время могли призвать на службу. Но только на два года, независимо от рода и вида войск – на флот ли, в пехоту. Поэтому – двухгодичники. Впрочем, такого резервиста могли уговорить «захотеть служить» на более длительный срок, например, до утвержденного законом выхода в отставку.
Вот и активничают военкомы, уговаривая двухгодичников соглашаться на долгосрочную службу. Евгений Петрович тоже офицер запаса, тоже «двухгодичного поля ягодка». И его уже вызывал местный военком и предлагал «идти под погоны на всю оставшуюся жизнь».
Причем не только его. От Кировской области большая группа офицеров запаса уже оформлялась «в рекруты» местными военкоматами.
К этому времени Евгений Петрович был назначен главным строителем нового для рыбацкого флота страны типа судов – креветколовов. Правда, эти суда предназначались для экспорта в Объединенные Арабские Эмираты, но вспыхнувшая арабо-израильская война рикошетом ударила и по стапелям судостроительного завода. Строительство креветколовов было приостановлено, и на стапелях застыли пять корпусов недостроенных судов. Получилось, что Евгений Петрович временно оказался не у дел. Да и мотивы личного характера откровенно подталкивали его к тому, чтобы очертя голову принять предложение военкома и стать кадровым офицером.
Евгений Петрович понимал, что если примет предложение военкома, то, возможно, добавит воды на мельницу затаенных желаний первого секретаря объединенного горкома и главного инженера. Значит, если уж идти под погоны, да еще на всю жизнь, то идти следовало так, «чтобы не было стыдно за…».
На военной кафедре политехнического института студентов готовили к службе в войсках ПВО в должности командира стартового взвода, но ведь Евгений – кораблестроитель… И на флоте есть для него более толковое применение – военная приемка на судостроительном или судоремонтном предприятии. Здесь он, так сказать, в своей тарелке. К тому же военпред – это офицер-испытатель. Это именно то, что ему по душе, по нраву, по характеру: он – человек риска, но обдуманного, просчитанного и предусмотрительного.
Обо всем этом он и заявил военкому при очередной встрече. Заявил с прямолинейностью молодого абсолютиста: только на флот!
Военком, полковник-пехотинец с белоснежной от седины головой, с тремя нашивками за фронтовые ранения (два тяжелых и одно легкое) и несколькими рядами орденских планок на кителе, смотрит на него всепонимающим взглядом:
– Вообще-то, Гуримов, есть закрытое постановление Политбюро и приказ министра обороны. И ты, как коммунист, обязан исполнять волю партии, а я как военком могу сейчас же призвать тебя и отправить в дивизион ПВО. Куда-нибудь на Кушку или, допустим, под Ухту, на северной оконечности острова Сахалина. И будешь там зеленеть до самой пенсии. Но мне нравится твоя убежденная любовь к флоту. В общем… У нас с тобой этого разговора не было, а ты садись сейчас на поезд и мчись в Москву, в Министерство обороны. Попробуй там решить свои проблемы. Начти с того, что отыщи в Министерстве полковника… – И военком называет ему фамилию своего фронтового друга.
В Министерство обороны Евгений съездил. Потом еще раз поехал. Потом еще и еще. Несчетное количество раз побывал он в этом ведомстве. Но своего добился. Седой военком вместе с повесткой (теперь уже формальной) вручил ему и совсем неформальное направление военпредом в военную приемку судостроительного завода, на котором Евгений еще числился главным строителем.
Через месяц Светлана увидела его в военно-морской форме с лейтенантскими погонами. Стукнуло ему в это время двадцать семь лет, и про таких шутили:
– Такой молодой, а уже лейтенант!
В начале службы, когда на погонах были две маленькие лейтенантские звездочки, он думал, что будет выполнять только четко поставленные задачи командиров. Жизнь и служба показали, что постановка задач бывает весьма расплывчатой, а для выполнения многих из них требуется основательно подумать.
Первая его должность соответствовала званию капитана 3-го ранга и называлась «военпред». В то время он принимал для флота торпедные катера. Строили их на Сосновском судостроительном заводе, а потом перегоняли на Черное море для испытаний и передачи на флот.
И вот стали поступать рекламации на то, что в корпусах катеров образовывались трещины по сварным швам, причем в одном и том же месте: в районе кормы, где вваривался для прочности утолщенный лист. Создавались специальные комиссии, проверялась технология. Вроде бы все правильно. Комиссии на этом успокаивались, и делали вывод о конструктивной недоработке, но трещины продолжали появляться.
