А когда случалось им встречаться то в коридорах министерства, то на различных совещаниях, симпозиумах или еще где-то, они, едва завидев друг друга, начинали широко улыбаться, не успев еще и поздороваться. Оно и неудивительно: пережитое надолго сближает людей.
Но это – приятное приложение к не совсем приятным впечатлениям от той поездки.
При всей масштабности поездки программа пребывания оказалась однообразной и, в общем, унылой. Все было расписано по часам и заорганизовано до одури. В каждом городе их водили в какой-нибудь университет и – обязательно – в Капитолий местного калибра.
В один из вечеров повезли на открытие выставки американских частных коллекций картин русских художников. Обычная американская тусовка с традиционным набором напитков и не менее традиционными, в американском же стиле, бутербродами и с намозолившей глаз высокопоставленной публикой. А вот на стенах избыточно шикарных залов висели оригиналы полотен, иллюстрации которых Евгений Петрович видел еще в учебниках «Родная речь», когда учился в школе.
Здесь были и знаменитая «Опять двойка», и «Суворовец на побывке», и прекрасные пейзажи. Теперь эти шедевры советской, именно советской! – живописи принадлежат американским богатеям. Кто их им продал? Зачем? Он не мог успокоиться очень долго. Кое-кто из группы успокаивал:
– Ну и что? Зато сохранили для человечества!
Для какого такого «человечества»? А мы, россияне, кто? Где же наша национальная гордость?..
Ошеломленный увиденным, он начал догадываться, что это – предтеча распродажи оптом и в розницу Отечества. Оказалось, что первое, что начали распродавать, были не природные ресурсы (до них, очевидно, скоро дойдет очередь), не заводы, разворованные в ходе пресловутой приватизации, и не фабрики, а произведения искусства…
Если бы кто знал, как стало обидно за Россию! Невольно вспомнились кинофильмы и книги ранней молодости. Они рассказывали о том, как власти боролись с теми, кто пытался растаскивать во время революции и Гражданской войны национальное достояние республики. А в печати уже нашего времени замелькали сообщения о личных коллекциях выдающихся произведений искусства, обнаруженных у бывших членов ЦК КПСС и приближенных к ним лиц.
Кому и чему верить?
После знакомства со столицей США – городом Вашингтоном – отправились в г. Колумбус. Но едва вошли в местную гостиницу, едва занялись заполнением гостиничных документов, как служитель за регистрационной стойкой вежливо сообщил, что Евгения Петровича просили позвонить по такому-то телефону. Он было удивился: почему именно его попросили позвонить и что это за знакомый оказался в этой заокеанской стране? Но сопровождающий группу американец сообщил, что вечером их будут принимать соотечественники, проживающие в Америке, а Евгений Петрович назначен старшим в своей подгруппе.
Группу очень удачно разделили на несколько подгрупп. Видимо, «принимающая сторона» досконально изучила биографии приехавших.
Кое-как распаковав вещи, Евгений Петрович позвонил по телефону, номер которого назвал портье, и услышал надтреснутый, но довольно бодрый голос:
– Хеллоу, Евгений! Я буду ждать тебя и твоих друзей у гостиницы в 16 часов.
Когда вышли к месту рандеву, их встретил суетливый пожилой человек, прекрасно говоривший по-русски. Представился врачом. Несмотря на возраст, практикует до сих пор. Он усадил всех в свой микроавтобус, и часа через полтора они оказались в гостях у… личного переводчика генерала Власова. Да-да, того самого генерала Власова!
Впрочем, об этом узнали позже, а пока знакомились с домом. Стандартный набор «одноэтажной Америки»: несколько комнат, кухня, туалеты (как и комнат, их тоже несколько), камин… Все есть, но как-то неуютно.
Перед домом не очень ухоженная, почему-то заболоченная лужайка с чахлыми деревцами, среди которых самыми приметными были то ли елки, то ли сосны. Пейзаж показался родственно знакомым. Где-то он уже такое видел. Где? Хозяин исподволь присматривался к гостям.
Они, в свою очередь, поглядывали на него. Первое впечатление, как правило, редко обманывает. Сейчас оно было явно не в пользу русского американца. Что-то неприятное сквозило в нем, хотя внешне он смотрелся вполне респектабельно. Ладный темно-синий, переливчатый на плавных изгибах костюм сшит явно не в дешевом ателье. Золотые запонки в манжетах ослепительной белизны рубашки и массивный, тоже золотой, зажим на подобранном со вкусом строгом галстуке. Сытый, ухоженный, но – неуверенный какой-то, беспокойный…
Из дома вышла молодая, лет тридцати с небольшим, женщина. Оказалось, его жена, тоже русская, родом из Новосибирска. Два года назад она приехала в США на какие-то курсы медицинских сестер. Там и познакомилась с этим старичком, да так и осталась в Америке. Сейчас учится водить автомобиль, ходит на курсы английского языка.
Евгений Петрович прикинул: разница в возрасте – лет тридцать пять – сорок… Женщина расплескала губы в сверкающей улыбке:
– Прошу к столу, дорогие гости!
А глаза ее оставались льдистыми, как примороженные ноябрьские лужицы. Почудилось, что, произнеся слово «дорогие», она подразумевала его прямой смысл, а не тот, что вкладывают в него хлебосольные русские женщины, приглашая желанных друзей отведать обильную снедь. Или, может быть, показалось?..
Стол оказался накрыт по-русски, но уже чувствовалось американское влияние: говядина целым куском, салаты, сверкающий ряд ножей, ложек, вилок у столовых приборов…
После традиционных тостов за знакомство и за здоровье присутствующих, хозяин дома как-то тихо так произнес:
– А в войну я был личным переводчиком генерала Власова…
На мгновение над столом повисла угрюмая тишина, но кто-то быстро разрядил обстановку:
– Вы, оказывается, полиглот!..
Застолье продолжалось, но еда уже в горло не лезла. В перерывах хозяин урывками рассказал историю своей жизни. Оказалось, родом он из-под Вязьмы. И Евгения Петровича озарило: вот где он видел пейзаж, похожий на тот, что прилегал к дому принимавшего их американца. Его родители тоже вяземцы. И когда ему исполнилось лет шесть-семь, они ездили навещать свою родину. Тогда он впервые увидел заливные луга, озера, приболоченные лужайки на берегах реки Вязьмы, разнолиственные леса Вяземщины, заросшие по опушкам щетинкой невзрачных дубков, березок, елей…
Второй раз он побывал на родине своих родителей уже достаточно взрослым человеком, в студенческие годы, когда возвращался с корабельной практики, которую проходил в черноморском городе Николаеве. Именно тогда природа бережно, до мельчайших деталей, и легла навсегда в его память.
Стало быть, эта нарочито неухоженная заболоченная лужайка – огрызочек Вяземщины, созданный американскими рабочими на деньги хозяина, его ностальгия по преданной и проданной России?..
…Итак, он родом из-под Вязьмы. Перед самой войной успел окончить педагогический институт, факультет иностранных языков, отделение немецкого языка. Буквально в самом начале войны был призван в армию, почему-то – в артиллерию, и в первом же бою добровольно перешел на сторону гитлеровцев.
