Вот тогда перспектива застрять на Гавайях без денег и возможности когда-либо выбраться с этих островов будет выглядеть как рай на земле по сравнению с тем, во что может быть ввергнут весь остальной мир. Это будет похоже на череду сильнейших землетрясений с эпидемией тропической лихорадки, охватившей все человечество. Вспоминается «Откровение Иоанна Богослова», да не будет эта книга упомянута всуе. На земле воцарится Ад, и четыре всадника Апокалипсиса будут скакать повсюду в потоках крови и трупного яда, которые уничтожат все живое навсегда.
Ну и хватит об этом, не так ли? Точно говорю, и заканчивай со своими проповедями, док. Лучше объясни, чего ради ты решил полететь на далекий остров в центральной части Тихого океана, который ближе, скорее, к Северной Корее, чем к Беверли-Хиллз, и который гарантированно будет одним из худших мест в мире, когда утром в воскресенье солнце взойдет над пляжем Вайкики? Если вам не оторвет ноги взрывом бомбы, заложенной в аэропорту, то вас подвергнет личному досмотру военная полиция и отправит без объяснения причин как подозреваемого в содействии террористам в место без адреса для дальнейшего дознания.
Вот тут и начнется веселуха, правда, не для вас. Нет. С вами будут обращаться, как со шпионом из ада, пока вы не сможете доказать обратное. Тут-то вы и поймете, как много у вас друзей.
Только это и объясняет мое вымученное решение лететь завтра с Анитой в Гонолулу, чтобы вместе со многими нашими друзьями принять участие в гнусном представлении — скандально известном марафоне Гонолулу, который я «освещаю» в своей обычной манере уже 21 год и еще ни разу не был им разочарован.
— Зачем мы снова туда едем? — спросил я Аниту, когда мы собирали чемоданы. — Мы что — идиоты? Неужели ты не помнишь, что произошло в прошлом году?
— Конечно помню, — ответила она. — Но все равно хочу поехать. Мы должны это сделать. Ну пожалуйста! Я хочу загорать на балконе, и купаться с дельфинами, и кататься по горам в серебристом кабриолете с Доном Хо, поющим по радио.
— Черт возьми! — опомнился я. — У меня, должно быть, крыша поехала! Как я мог хоть на минутку задуматься о том, чтобы отменить поездку? Жду не дождусь этого кайфа от бега под дождем, хлещущим как из ведра! Мы побежим вдоль Кахала-авеню в плотной толпе полуголого незнакомого народа, убитого эфедрином и обезумевшего от феромонов, витающих в воздухе, среди орущих зрителей, которые будут стоять вдоль всей трассы марафона. И мы будем там, на финишной черте, я и мистер Райс!
Марафон в Гонолулу упадочен и порочен
Бывают дни, когда беды валятся со всех сторон, словно вас гонит через переполненную автостоянку стая гнусных бродячих псов, и вы точно знаете, что они хотят загрызть вас, но не знаете почему. Или как если бы вас пришибло крылом, только что отвалившимся от военного реактивного самолета, у которого кончилось топливо. Ситуация в мире стала настолько нестабильной, что бедствия, которые два года назад казались невообразимыми, сегодня выглядят почти обыденно. Это не наша вина, но мы живем в страхе, и так же живут профессиональные спортсмены.
Это, а также многое другое я понял, выполняя недавно задание на Гавайях, где я освещал марафон и оценивал новейшее спортивное снаряжение Nike. А еще по своему обыкновению ворчал, напряженно вслушивался в реплики каких-то людей и закидывался непомерными дозами спиртного по вечерам, когда солнце тонет в океане где-то в стороне Японии. В такие вечера я подолгу общался с игроками, тренерами и одним ректором университета, которому приходится чуть не ежедневно разбираться с этими страхами.
Мой старый друг Джун Джонс, главный футбольный тренер университета штата, рассказал мне, что все больше его молодых игроков, как чумой, заражаются боязнью собак.
— Собак? — переспросил я. — Странно — на этих островах полно собак, их здесь тысячи.
— Знаю, — ответил он. — Они плодятся, как тараканы, ненавижу их!
Я засмеялся.
— Не глупи, Джун! Ты хочешь сказать, что футбольная команда Гавайского университета все эти годы загибалась, потому что игроки боятся собак?
— Нет же! — встрепенулся он. — Дело не только в собаках — почти половина моих первокурсников считают, что непременно погибнут, если полетят на самолете.
— Ну и что здесь странного? — не понял я.
Он молча посмотрел на меня, отвернулся и пошел прочь.
Я хотел сказать ему, что пошутил относительно того, что футбольная команда загибается (на самом деле все в точности наоборот: Гавайи создали новый тип спортивной школы с ускоренным обучением футболу, но об этом позже), однако в этот момент меня отвлекли две женщины из России, обе очень маленького роста. Они со смехом заявили, что хотят кое-что мне показать.
И им было что показать. У женщин была золотая русская монета с моим лицом, отчеканенным на ней. Я был совершенно потрясен этим, но скоро пришел в себя. То были победительницы марафона прошлого года, девушки из Санкт-Петербурга, крайне впечатляющие маленькие красотки, которые обвели меня вокруг пальца. Я даже знал их имена, но эта невероятная золотая монета в одно мгновение превратила мой мозг в яичницу.
— Не волнуйся, — мягко сказала мне одна из них. — Мы тебя прощаем. Встретишься со мной завтра на финишной черте, и я подарю тебе большой русский поцелуй.
— А где Шон Пенн? — спросила другая. — Я хочу поцеловать его!
— Забудь об этом, — сказал я ей. — Шон отправился в Ирак, может быть, навсегда.
— Да и пусть! — вмешалась первая девушка. — Кому нужен этот долбанутый Шон Пенн?! Я лучше собаку поцелую!
Я улыбнулся и пожелал им доброй ночи, так как у нас оставалось еще несколько часов сна перед забегом. В благоуханном Гонолулу наступила ночь.
Около четырех утра — за час до начала состязания — мы были на стартовой линии, но к тому времени это место уже успело превратиться в сумасшедший дом. Половина бегунов явно провела на ногах всю ночь, не сумев заснуть, но их слишком колбасило, чтобы разговаривать. В воздухе клубились зловонные пары человеческих испражнений и вазелина. К пяти часам были сформированы огромные колонны бегущих — напротив ряда биотуалетов, организованных президентом марафона доком Барахалом и его людьми. Диарея перед пробегом — обычный кошмар подобных состязаний, и Гонолулу не исключение. Существует множество уважительных причин, чтобы отказаться от участия в забеге, но расстройство желудка не входит в их число. Финишируют ли они? Вот в чем вопрос. Все хотят получить майку «добежавшего до финиша». О победе не думает никто, кроме очень немногих: Мбарака Хусейна, Джимми Муинди. может быть, Ондоро Осоро. Это настоящие спортсмены-бегуны. И для них это настоящее состязание.
Остальные участники забега выстроились в ряды позади профессионалов — они стартуют не сразу. Лучшие бегуны Кении уже находятся, считай, на полпути к финишу, а позади них еще толпятся 30 000 человек, бросающих на землю свои тюбики с вазелином и подбирающихся к стартовой линии. Все они понимают, что даже мельком не увидят победителя, когда пробег будет закончен, и не получат его автограф на банкете.
