Пройдя через ворота пилона, можно попасть в первый двор (Е) (илл. XXXVI, 2). С обеих сторон его обрамляет колоннада; на севере это осирические статуи царя, теперь сильно поврежденные, на юге колонны имеют цилиндрические стержни и папирусовидные капители; нельзя сказать, чтобы эта асимметрия резала глаз. На юге в стене расположены три двери – входы в примыкающий к храму королевский дворец (G). Самой замечательной особенностью этой стены является балкон, с которого царь мог наблюдать за процессией и другими религиозными ритуалами, совершавшимися во дворе. По обеим сторонам от балкона консоли, опирающиеся на головы врагов, сцены под балконом изображают радостный прием, который оказывали божественному фараону, когда тот являлся в храм. Другие стены двора сверху донизу покрыты рельефами и надписями, повествующими о сирийской войне, которую Египет вел отчасти на палестинском побережье с союзными армиями ливийцев и народов «земли Амор», предположительно аморитов. Безусловно, кампания увенчалась успехом, иначе о ней не стали бы писать. Враги потерпели такое сокрушительное поражение, что им пришлось молить фараона, чтобы тот позволил им дышать: «Жалкий вождь Амора и жалкий побежденный вождь Ливии говорят: «Дыхания! О великий правитель, сильнорукий, великий в своей мощи! Дай нам дыхания, чтобы мы преклонили колени перед твоим двойным венцом со змеей, чтобы мы рассказали о твоей силе сыновьям наших сыновей». Некоторые сцены изображают фараона-победителя в присутствии Амона, «царь сам принес дань Амону от великих правителей каждой страны, серебро, золото, ляпис-лазурь, бирюзу, все драгоценные камни без счета, из военной добычи, которую взял его величество, из того, чем завладел его доблестный меч».
К гранитным вратам второго пилона ведет пандус (F). Поверхность пилона испещрена надписями, главным образом повествующими о походе на союз «народов моря». Художники Рамсеса III обладали поразительным даром к изображению различных антропологических типов как среди наемников фараона, так и среди взятых в плен вражеских воинов. Прекрасными примерами этого дара являются бородатый аморит, чисто выбритый филистимлянин в пернатом головном уборе, шардана в рогатом шлеме. Видимо, союз «народов моря» был одним из тех великих движений, которые в случае своего успеха могли ниспровергнуть старую цивилизацию и принести новые идеи и порядок борющимся народам. Эти люди, наводнившие Восточное Средиземноморье, отважились посягнуть на Египет, богатейшую страну, обязанную своим богатством плодородным землям и добыче, накопленной за несколько веков войн и грабежа. Египетские сокровища оказались непреодолимым искушением, и союз, собрав все силы для нападения, натолкнулся на военного гения и вдохновенного вождя. Каковы бы ни были человеческие пороки Рамсеса III, нет сомнений в том, что как полководец он не имел себе равных. Союзные силы он встретил на сухопутных и морских границах Египта, и, хотя лично он возглавлял сухопутные силы, тактика боев на море тоже его заслуга. Вражеский флот заманили в гавань, где те попали в сделанную египтянами засаду, в то время как на суше «железной стеной» стояли армии. В результате союз потерпел полное поражение, и Египет избежал ужасов иноземного вторжения. Однако возможно, Египет выиграл бы в конечном счете, если бы завоеватели привнесли в него новую кровь и новые веяния. Так уж получилось, что это великое напряжение истощило все силы и военную доблесть Египта. С этих пор правители и народ медленно вырождались, страну захлестнуло варварство, от которого он так до конца и не освободился, став добычей эфиопов, ассирийцев, греков и персов, прежде чем два первых царя династии Птолемеев снова не вывели его на уровень, сравнимый с прежней славой.
Второй двор (Н) почти копирует второй двор Рамессеума. Рамсес III, видимо, равнялся на Рамсеса II как в строительстве своего храма, так и в летописи своих военных кампаний. Но в то время как поэма Пентаура о битве Рамсеса II богата истинно поэтическими образами, легка и изящна в выражении, рассказ Рамсеса III о его гораздо более значительных походах часто слишком перегружен метафорами и подчас становится излишне высокопарным. «Он подобен льву, громко рычащему на вершинах холмов, нагоняя ужас издалека. Он грифон, быстрый при каждом шаге. Этот светлый бог подобен Монту, великому силой, чье сердце радуется при виде битвы; он крепок справа, быстр слева, он поражает сотни тысяч, конец приходит их жизням и душам, и сильнорукий сын Амона стоит за ними, как юный лев».
Крытые колоннады окружают второй двор со всех четырех сторон. Справа и слева, то есть с севера и юга, колонны позднего типа с капителями в виде бутонов лотоса, на востоке колонны с осирическими статуями царя. На западе терраса, на которую поднимаются по пандусу, с двойной колоннадой: впереди осирические колонны, сзади колонны с лотосовидными капителями.
На стенах за колоннадами Рамсес поместил летопись первой Ливийской войны, которая произошла на пятом году его царствования. Он совершил три великих похода. В пятый год царствования он впервые сразился с ливийцами. На восьмой год Египту угрожал союз «народов моря», и фараон разгромил его. А на одиннадцатый год он снова воевал с ливийцами. События в текстах на стенах храма изложены в основном следуя хронологии. Самая ранняя часть на западе, более поздние события ближе к выходу. Рамсес утверждал, что в первой ливийской войне враг потерял тысячу человек пленными и двенадцать тысяч пятьсот тридцать пять убитыми. Точное количество убитых было всегда известно, так как у египтян был обычай отрезать правую руку мертвого врага и по окончании битвы пересчитывать руки.
Кроме военных летописей здесь присутствуют изображения религиозных обрядов, и некоторые из них явно скопированы из Рамессеума, ибо процессия бога Мина с его священным белым быком встречается только в этих двух храмах, и больше нигде. Но полное описание обряда вспашки и жатвы есть только здесь; фараон, облаченный царскими регалиями, пашет на четырех волах, пожинает созревшее зерно и подносит сноп богу Нила, за которым стоит символ разлива, означающий также изобилие. Все это, несомненно, является изображением ритуала плодородия, напоминающего церемонии Осириса в Абидосе и, разумеется, очень древнего.
Многие иероглифы во втором дворе поражают как размером, так и глубиной рисунка. Часто в углублениях хорошо сохранился цвет. Вот что говорит мисс Эдварде о красоте некоторых изображений: «Пораженная необычайной красотой голубых оттенков и своеобразной видимостью блеска, которую они приобретали при определенном освещении, я внимательно осмотрела их и нашла, что эффект достигается за счет очень тонкого перехода оттенков цвета, которые на первый взгляд производят впечатление однородности. Некоторые листья тростника, к примеру, сверху окрашены чистым кобальтом, при этом внизу основной цвет незаметно для глаза приобретает почти изумрудно-зеленый оттенок». Дальше она добавляет: «Великолепный синий цвет потолка над колоннадой большого открытого двора также замечателен своей яркостью и чистотой тона. Тем же, кто интересуется орнаментом, капитель и абака второй колонны справа от входа со двора предлагают интересный пример многоцветной орнаментики на золотистом фоне».
На скульптурах под крышами колоннад цвет также сохранился. Здесь замечательно богатство деталировки. На поле битвы лежат мертвые, а земля под ними усыпана множеством полевых цветов, которые переданы не рельефом, а красками. Детали лошадиных сбруй и воинских доспехов тоже нарисованы красками, и оттого сцены выглядят гораздо более живыми и естественными, чем те, на которых краски утрачены. Если более древние храмы украшались с таким же изяществом и тщанием, то возможно представить, чего мы лишились из-за того, что краски выцвели.
