— Мы — следователи особого отдела НКВД, — отрекомендовался старший из пришедших. — Занимаемся расследованием контрреволюционной деятельности вашего бывшего мужа Самойлова Дмитрия Дмитриевича. Расскажите, пожалуйста, нам, что вы и ваш сын Антон знаете о Дмитрии Самойлове. Нас интересует буквально все. Какой он был человек, как вел себя в быту, как относился к вам, к своему сыну Антону? Как и где участвовал в антибольшевистских мятежах? Имел ли он оружие, и какие разговоры вел с вами и сыном?
Антон смотрел на мать круглыми от ужаса глазами. Но мать не испугалась. Сев напротив следователя за колченогий обеденный стол, она четко и ясно, пристально глядя в глаза чекиста, начала свой рассказ.
— По интересующим вас вопросам могу показать следующее. Мой бывший муж — штабс-капитан Дмитрий Дмитриевич Самойлов был мерзавцем и негодяем, картежником, пьяницей и конченным бабником. Ни одной юбки не пропускал, зараза. Замуж за него я вышла от крайней нужды. Постоянно находясь в сильном подпитии, муж жестоко избивал меня и моего сына Антона. Все деньги и драгоценности мой муж проигрывал в карты или спускал на девок. Неоднократно, находясь в пьяном угаре, Самойлов, издеваясь над нами, обещал пристрелить нас. В конце концов, этот человек отказал нам с сыном от дома. А проще говоря, выгнал в зашей на улицу. Именно от его угроз и тирании мы с сыном вынуждены были бежать к моей сестре в Саратов, где, и скрывались до той поры, когда выяснилось, что Дмитрий Самойлов расстрелян. Только после этого мы решились вернуться в Москву. Тут я вышла замуж за человека, который полюбил меня и моего ребенка и заботился о нас до самой смерти. Вот и весь мой рассказ, — мать закончила говорить и расплакалась.
Она плакал навзрыд, долго не могла успокоиться. Молоденький следователь, что играл при старшем товарище роль писаря, фиксирующего показания матери, побежал на кухню и принес стакан воды. Но мать все продолжала плакать. Глядя на нее, заплакал и Антон. Ему было жалко маму, но он не мог понять, от чего она так гадко говорила об отце. Ведь папа был добрым, чутким, заботливым. Зачем она оболгала его? Уже позже, когда Антон подрос, он понял, что этой ложью мама, прежде всего, спасала его, своего сына, которого любила больше жизни. Любила так, что ради этой любви, отреклась от доброй памяти мужа. Задумка матери удалась.
Майор, допрашивавший сейчас Антона, был прав на сто процентов.
Старший следователь, слушавший рассказ матери молча, поверил ей.
— Да вы сами жертва этого ублюдка! Что же вы молчали раньше, гражданка? Почему не пожаловались, не открылись Советской власти? Она призвана защищать бедных и обездоленных. Ну, ничего, расстреляли мы изверга вашего, вывели из обращения, так сказать. А ты, Антошка, не плачь! — следователь погладил мозолистой рукой Антона по голове. — Заботься о матери! Она перенесла столько горя! А школу окончишь, придёшь ко мне. Адресок я оставлю. Направлю тебя учиться, будешь у нас солдатом революции. Друзья будут тебя уважать, а враги — бояться.
Последняя фраза понравилась Антону. Он крепко запомнил ее. Во время учебы в выпускном классе Антон похоронил мать, которая так до конца жизни и не простила сама себя.
Закончив десятилетку и отслужив срочную, Антон пришел по указанному адресу. Старик к тому времени уже оставил службу, но связи в системе имел прежние. Он и помог Антону без проволочек поступить в школу НКВД, которую тот с успехом и закончил. Получив лейтенантские кубики в петлицы, и надев в первый раз офицерскую гимнастерку, Антон решил навестить своего «крестного», но тот уже несколько месяцев, как закончил свой земной путь и покоился на Ваганьковском кладбище.
«Теперь все открылось!» — Антон открыл глаза, сознание вновь вернулось к нему.
Майор смотрел на него с явной издевкой.
— Чем же вы занимались дальше Самойлов-Зубарев, или как вас там?
— Честно служил, сначала под Киевом в пехотном полку, в особом отделе, потом за отличную службу был переведен в Москву, в центральный штаб войск НКВД.
Майор слегка откинувшись на стуле, захохотал, хлопнув себя по ляжкам.
— Отличная служба, ничего не скажешь! Да ты еще, друг, и враль порядочный.
Антоном овладела холодная злоба, сейчас он больше всего на свете ненавидел этого холеного майора-весельчака.
— Если вы читали мое личное дело, — Антон понял, что терять ему нечего и пытался говорить с презрительными интонациями, — то, наверняка, отметили, что спустя три месяца после перевода в столицу, я уже работал в личной охране Вахтанга Георгиевича Дадуа, советника и большого друга Берии. В личную охрану Дадуа кого попало, не берут. А потом, учитывая, какими делами занимается Дадуа.
— А какими делами занимается Дадуа? — прервал Антона на полуслове хамоватый майор.
— Дадуа занимается разработкой и реализацией секретных проектов Министерства государственной безопасности, а я являюсь личным помощником Вахтанга Георгиевича. Можете сами связаться с ним, и он вам подтвердит правоту моих слов, — Антон пытался говорить четко и уверенно, но это ему плохо удавалось, мешала слабость и головная боль.
— Твой покровитель Дадуа арестован, он мерзавец и враг народа. А скоро Вахтанг Георгиевич будет кормить червей, и ты — вместе с ним, коли будешь врать и запираться, — майор любовался произведенным эффектом.
«Вот это удар, — подумал Антон, закрыв глаза, и откинулся на подушку. — Теперь никто не поможет. Расстреляют, как пить дать, расстреляют. А дома жена и дочка…».
— Ну, так как? Говорить будем или в молчанку играть?
— Спрашивайте, — упавшим голосом выговорил Антон.
— Какими делами занимался ваш начальник в последнее время?
— Последнее время Вахтанг Георгиевич вместе с профессором закрытого научного института Иваном Фридриховичем Линке пытался решить проблему аномальных временных перемещений, регулярно происходящих в районе деревни Большие Борщи, что в Свердловской области.
Майор перестал вести протокол допроса и уставился на Антона.
— С этого места подробнее, пожалуйста, — следователь закрыл папку, отложил бумагу и приготовился слушать. — Расскажите обо всем честно, я постараюсь понять.
«Наверное, Дадуа молчит, как рыба, — подумал Антон. — Ну и пусть молчит. Ему все одно — крышка. А я, если все расскажу этому майору, глядишь, и свободу себе выторгую».
— Я, товарищ майор, конечно виноват, — Антон решил идти ва-банк. — Заключенный у меня из поезда удрал. Ефрейтора караульного застрелил и утек. А тут — бомбежка, я потерял табельное оружие, папку с личными делами вверенных мне зэков тоже утратил. Я все это рассказываю вам добровольно, надеюсь на снисхождение. Ведь я был ранен, без сознания, а значит все происшедшее со мной — не вина моя, а беда.
— Ближе к делу! — майор начал терять терпение. — Про побег заключенного из-за вашего ротозейства и незнания основ несения караульной службы, я уже знаю. Теперь рассказывайте о вашей работе в качестве помощника Вахтанга Дадуа. Рассказывайте, как на духу! Ясно? От вашей четкости и правдивости изложения событий будет зависеть не только ваша судьба, но и судьба вашей семьи. Я доходчиво изъясняюсь, гражданин Зубарев?
