«Нефёдов освободил Мироновых», — подумал Борзяк. Оберлейтенант Кнопф всё не появлялся из здания комендатуры. Борзяк внимательно следил за выбегающими фрицами.
— Главного фрица нет, — прокричал Борзяк подоспевшему Стожкову.
— Чёрт с ним, убит, наверное, внутри лежит. Отходим, Мигун!
— Нет, товарищ командир, непорядок! Я сейчас! — Борзяк бросился в горящий дом. Заглянул в одну комнату, другую — никого. Дверь в торцевой кабинет оказалась закрыта на засов. Разбежавшись, Василий выбил дверь и влетел в помещение. Маленькая комнатёнка служила спальней. В углу стояла широкая кровать, белье было снято. Окно наглухо закрыто. На полу стояло пустое ведро. Никого нет! А дверь кто запер? Борзяк рывком отодвинул от стены тяжелую старинную кровать. Под кроватью лежало тело, накрытое мокрым половиком. Борзяк сбросил половик и увидел скрюченного оберлейтенанта Кнопфа.
— Ну, ты хитер, фраерок! — Борзяк ударил Кнопфа в живот. — Пожар хотел пересидеть и от пули уберечься? Не выйдет, смерть твоя пришла!
Выпустив в немца несколько очередей, Борзяк выбил ногой окно и присоединился к партизанам, собиравшим трофейное оружие, которым был усыпан двор догорающего здания комендатуры.
Воссоединившись, обе группы партизан стремительно уходили в лес. Отряд стал на два человека больше — мать и сын Мироновы, отбитые у врага, пополнили ряды мстителей. Замыкал колонну Борзяк, тащивший в вещмешке форму солдата немецкой армии, которую он стянул в казарме комендатуры. Убитому взрывом партизанской гранаты, фрицу она была уже не нужна.
К рассвету отряд партизан возвратился на базу. Люди наскоро позавтракав, пошли отдыхать. Борзяк решил навестить Антона. Зайдя в лазарет, Василий увидел, что Зубарев не спит. По внешнему виду было заметно, что ему стало лучше. Увидев Борзяка, он попытался приподняться. Василий огляделся. Вокруг еще три койки были заняты. Двое партизан были лежачие, третий уже потихоньку ходил, разрабатывал раненную ногу.
— Ты как, Антон? — изобразил участие Борзяк.
— Да ничего, скоро уже оклемаюся. Доктор говорит, что рана не очень опасная, заживает потихоньку. Да и слабость у меня, Василий.
— Ну, ничего, бог даст, все обойдется! — сказал Борзяк громко, чтобы слышали другие раненные. Затем, наклонившись вплотную к Антону, прошептал. — Не вздумай пока на ноги вставать, блажи, что худо тебе, что помираешь. Понял меня, товарищ командир?
— Понял. А зачем я врать буду?
— Затем, чтобы живым остаться. Нутром чую, скоро стрёмные дела начнутся, — тихим шепотом не сказал, а прошипел Борзяк.
— Ну, выздоравливайте, товарищ старший лейтенант! Набирайтесь сил, — громко попрощался Василий и пошел на выход.
Выйдя из лазарета, он заметил Стожкова и Нефедова, идущих по направлению к землянке командира. Увидев Василия, оба остановились.
— Ну, как, Мигун, проведал начальника своего, Зубарева? — остановившись перед Борзяком, Стожков начал сворачивать самокрутку.
— Так точно, проведал, товарищ командир. Слабый он, не оклемается никак.
— Закуривай, Василий! — Нефедов передал Борзяку свой кисет. — Есть у нас к тебе дело, товарищ ефрейтор. В бою мы тебя посмотрели. Парень ты, конечно, горячий, лихой. Но, кроме горячки, башка на плечах ещё нужна.
— Не пойму, куда вы клоните, товарищ командир, — разом насторожился Борзяк.
— Пойдем-ка, Василий, ко мне, поговорить надо. Дело серьезное. Тут важно не ошибиться, — Стожков посмотрел Борзяку прямо в глаза. Василий взгляд выдержал.
— Раз дело серьёзное, без разговора не обойтись.
Зайдя в землянку командира, все трое уселись за столом. Через несколько минут пришел Дымов.
— Ну вот, все в сборе, — Стожков достал карту местности. — Тут вот какое дело, Василий. — Отряд должен идти на воссоединение с регулярными частями Красной Армии.
Все взгляды устремились на карту.
— Через три дня одна часть отряда, включающая в себя стариков, женщин, детей, раненных, пойдет вокруг Волчьей балки, — командир показал маршрут на карте. — И примерно через четыре-пять дней достигнет передовых отрядов Красной армии.
— Вторая часть отряда, в которой не будет ни детей, ни раненных, ни стариков, ни женщин, будет прорываться через деревню, где мы сегодня комендатуру разгромили, — вступил в разговор Дымов.
— Да, там сегодня уже фрицев видимо-невидимо. Они, того гляди, сами на нас попрут. Идти в том направлении в прорыв — чистое самоубийство, — Борзяк удивлённо посмотрел на Стожкова.
— Правильно мыслишь! Это и есть чистое самоубийство. У нас прорыв в этом направлении, немцы бросят все силы на нас. Тогда, та часть отряда, где собрано в основном гражданское население, пройдет беспрепятственно. По крайней мере, шансов у них будет намного больше, чем, если бы мы пошли бы единым строем, — Стожков закончил и посмотрел на товарищей.
— Короче, мы хотели узнать у тебя, Мигун, смог бы ты взять на себя руководство нашим гражданским воинством. Они к нам прибились, не можем же мы женщин, детей, стариков теперь на произвол судьбы бросить. А сами они не дойдут, — теперь Нефёдов выжидающе посмотрел Мигуну в глаза.
Такой расклад пришелся по душе Борзяку, но показывать свое согласие Василий сразу же не стал, испугавшись, что руководство отряда устроило ему очередную проверку.
«Вот легавый отлёживается в лазарете, а я за него мозгой раскидываю», — зло подумал про себя Борзяк, а вслух сказал:
— А я и не знал, товарищи командиры, что вы бойца МГБ за детёныша несмышлёного или за старика полоумного держите. Ваше предложение меня не устраивает, я с бабами не пойду, я с вами воевать буду.
— Я тебя не спрашиваю, пойдешь ты или нет. Я тебя спрашиваю, сможешь их довести или не сможешь? — Стожков зверел прямо на глазах. — И предложений тебе, ефрейтор, никто не делает. Не баба ты, чтобы тебе предложения делать.
Василий, войдя в роль, опустил голову и сжал кулаки.
— Подожди, Мигун, — подал голос Иван Дымов. — У нас с кадрами военными туго стало. Ты же видишь, кто у нас в отряде в живых остался, или колхозники или школяры. Мы не в счёт. Мы втроём на этой земле жили, мы за неё и умрём. Мы так решили, это не обсуждается. Кроме тебя, нам это задание поручить некому. Мог бы твой старлей помочь, да он сам пластом лежит. Это же не так просто, людей почти полсотни вывести. Тут кое-какой военный опыт иметься должен, а ты всё-таки срочную отслужил, ефрейтором стал. Выручай!
— Да всё! Разговор кончен. Это тебе боевой приказ! — снова взял слово Стожков. — Мы на тебя, Мигун, очень надеемся.
— Есть! Приказ есть приказ! — Василий козырнул. — Позвольте одно дельце в деревеньке доделать. Не успел я во время вылазки.
— Что за дело? — насторожился Стожков.
— Да староста местный, Конюков Иван Фокич — предатель, прихвостень фашистский наказания избежал. В распыл я отправить его не успел. Фрица, командира зондер команды, порешил. А до Конюкова руки не дошли.
