— Почему? — автоматически спросил Сергей, которому совершенно не интересно было знать, ходил ли Бородин по бабам или нет. Но по старой привычке Воронцов всегда выслушивал собеседника до конца, надеясь, переработав гору ненужной информации, выудить что-нибудь интересное для дела.
— Потому что, всё время тайно был влюблен в меня. А я была верна своему мужу. Да, молодой человек, такие тогда были времена. Я ведь раньше была очень красивой, на меня мужчины, ой как, засматривались. Раньше, это вам не сейчас, в моё время косметики практически не было, штучек этих хитрых, что из уродины красавицу могут сделать, тоже не существовало. Женщины той поры были прекрасны своей природной красотой. А люди какие тогда были? Мы для страны жили, детей воспитывали, коммунизм строили. А сейчас что? Каждый за себя. От былого величия ничего не осталось. Эх, да что я вам рассказываю, Сережа? Я вам альбом сейчас наш семейный покажу. Это хорошо, что вы зашли. Преемственность поколений, так сказать. А то к нам почти никто не ходит. Только на Девятое Мая поздравят, да заказ продуктовый передадут, ну, может на концерт для ветеранов МВД пригласят. А мы не ходим никуда. Сеня-то уж в маразме несколько лет. Шутка ли, два инсульта перенёс, не ходит практически. А я тоже, как мужа потеряла, неважно себя чувствую, — старушка всхлипнула, голос ее значительно подобрел. — Я ведь, Сережа, вас за риэлтера сначала приняла, потому и грубила. Ходят тут, вынюхивают всё. Квартиры предлагают продать, сами деньги хапнут, а нас куда-нибудь в Тамбовскую губернию вышлют.
— Бывали случаи? — Воронцов обрадовался возможности вставить слово и сменить тему разговора.
— Может, и бывали, только не со мной, — грозно сжав кулачки, Алена Дмитриевна боевито сверкнула очками. — У меня тут и дочь с мужем, и внук с женой ещё живут. А Семен мне квартиру свою давно уже отписал. Как помрёт Сеня, внук мой с женой сюда переедут, у них скоро и пополнение в семье ожидается. А в моих хоромах нам всем тесно. Внучок-то мой первой своей жене с ребенком жилплощадь оставил, а сам с молодой супружницей к бабке жить пришёл. Вот и теснимся. Но, вы, Сергей, не думайте, я Сениной смерти не желаю, наоборот, всячески поддерживаю его и ухаживаю за ним.
— А где же Семен Иванович? — прервал говорливую соседку Сергей.
— Сеня в другой комнате сидит. Пойдёмте, посмотрим. Только говорить с ним без толку. Он не понимает ничего. Говорю же, в маразме Семен, несколько лет как уж.
Сергей прошёл в другую комнату. Она была поменьше, но как две капли воды похожа на большую. Те же поблёкшие старомодные обои, выцветшие занавески, облупившийся паркет, старенький палас зиял неровными проплешинами. Сергей поднял взгляд вверх. Давно не белёный потолок пошел уродливыми трещинами. Старенькая люстра «каскад», несмотря на дневное время, была включена. Большие напольные часы застыли, обездвиженные самим временем. Казалось, квартира и утварь старели и хирели вместе с хозяином. В углу, рядом с обшарпанным письменным столом сидел в кресле высокий нескладный старик, худой как жердь, с неприбранной седой кудлатой головой. Пронзительный взгляд небесно голубых слезящихся глаз был устремлен в стену комнаты, на которой когда-то висела картина или фотография. Сергей определил это по более яркому куску обоев, который раньше был чем-то закрыт, а теперь был пуст.
— Семен Иванович, здравствуйте, — попытался заговорить Сергей со стариком. Но тот даже не посмотрел на Воронцова. Подошедшая соседка попыталась пригладить седые пряди волос инвалида расческой. Но он мелко-мелко затряс головой, не давая прикоснуться к себе.
— Вот так всегда. Еле-еле переодеть себя даёт, а уж помыть, да подстричь — настоящая мука. Мне с ним справляться зять или внук помогают, а то бы давно бы без рук осталось. Знаете, какой он тяжёлый? — старушка тронула Воронцова за плечо. — Пойдемте, Сергей, на кухню, я вас чаем с вареньем угощу и альбом покажу наш, семейный. Там вся жизнь наша собрана.
Воронцову нужно было идти, он ещё собирался заехать в контору. Сергею предстояло почитать материалы, которыми снабдили его заботливые коллеги. После изучения различной литературы предполагалась сдача зачета, который перед отправкой во временное перемещение принимала комиссия. Редко кто из офицеров сдавал сразу. Особенно зверствовал генерал Фадеев и двое ученых-историков, которые числились почасовиками и приглашались в «Хронос» для участия в подобных комиссиях. Например, по предмету «Историческая часть» зачёт включал в себя знание политических деятелей того исторического периода, названий улиц, площадей, магазинов, ресторанов, кинотеатров, находящихся в заданный исторический отрезок в конкретном населённом пункте. Кроме того, необходимо было изучить манеру разговора, одежду, денежные знаки, даже анекдоты той поры, куда отправлялся агент. Отправленный ранее лейтенант Князев, сдал зачет только с пятого раза, потратив на подготовку почти полгода. Но Князев с задания не вернулся, оставаясь до сих пор в прошлом. Комиссия наверняка не оставит это ЧП без внимания. И сдать зачет с кондачка у Сергея вряд ли получится.
— Нет, надо торопиться, поеду в контору, — подумал Сергей и обратился к соседке. — Давайте прощаться….
— Но, Сергей, — старушка огорченно всплеснула руками. — У меня же чайник вскипел, сейчас выпьем чаю, он у меня особый, с мятой. А мое варенье? Когда вы его попробуете, язык проглотите от удовольствия. А альбом? Мы же с вами его не посмотрели.
Сергей остановился в нерешительности. Хозяйка держала в руках старинный альбом в бархатном переплете и осуждающе смотрела на него через большие круглые очки.
— Ну, что же, остаюсь! Только условие — с меня торт. Я видел у вас тут неподалеку гастроном, — Сергей собрался надеть куртку.
— Но я заварила чай с мятой. Пока будете ходить, он остынет. Тем более, я выложила варенье из банки, оно очень нежное, его нужно есть сразу, а то заветриет, — старушка хлопотала у стола.
— Не удобно, ей Богу, Алена Дмитриевна, — попытался настоять на своём Сергей. — Я быстренько сбегаю, не привык я с пустыми руками.
— Нет и ещё раз нет! — хозяйка было непреклонна.
Напившись обжигающе-приятного чаю и съев почти половину трехлитровой банки черничного варенья, Сергей с Аленой Дмитриевной уселись смотреть альбом.
«Действительно, варенье у старухи какое-то необыкновенное», — думал про себя Сергей, рассматривая старые фотографии.
— Мой внук, компьютерщик, предлагал мне воспользоваться фотошопом и обновить мои фотографии, — рассказывала тем временем старушка. — Знаете, Сергей, я отказалась.
— Это почему? — Сергей посмотрел ещё раз на пожелтевшие, местами потрескавшиеся, тусклые квадратики старых фотографий.
— Они потеряют душу. Ведь фотография — это кусочек чьей-то жизни. Открывая этот альбом, я вспоминаю. Как мы жили. Я, муж, наша маленькая дочка, которая теперь уже сама стала пожилой женщиной. А на этих фото мы все ещё молодые. Вот мы с мужем перед войной в Киеве, недалеко от города служил мой Антон, а вот после войны мы идем в театр, вот мы в санатории, в Сочи, почти сразу после войны. Вот свадьба нашей дочери, вот мы забираем ее с сыном из роддома.
