«Чтобы ты понимала, старая клюшка, — подумала с обидой Ада. — Сама всю жизнь живешь в коммунальной клетухе с соседями алкашами. А я добилась отдельной квартиры в такое трудное время. Не за красивые глаза, между прочим. Почти полгода валялась под потным старым толстяком из Министерства культуры».
Толстяк не подвел Станскую, замолвил, где надо словечко. Век артистки балета короток, нужно успеть о себе позаботиться. Балетные, это тебе не художники да писатели. Тем хоть до старости сочинять и рисовать можно. А она, ада? Скоро двадцать шесть стукнет. Старуха практически, до сих пор замуж выйти не смогла. Всё достойного кандидата нет. Не идти же, в самом деле, за работягу или водителя трамвая. Можно, правда, выйти за военного. Один молоденький капитан пытался ухаживать за ней, Адой, да подруга, Зойка, быстро смекнула, что к чему и охомутала офицерика, буквально из-под носа у Ады увела. А может и к лучшему? Поехала Зойка за своим капитаном в далекий сибирский гарнизон, небось, помирает со скуки в своей тьму-таракани. А капитанишка её всё по учениям скитается. Тьфу!
Мать, дура, пока вместе в коммуналке жили, всю плешь дочери проела: «Выходи замуж, рожай детей».
Игорь Курагин матери очень понравился. Скакун-балерун, Адин коллега. На новоселье приходил, выпил, матери стихи читал с выражением, покорил старуху.
Но как объяснить мамане, что Игорь женщинами не интересуется? Гомосексуалист Игорек, таких у них много. А мать-то, небось, и слова такого не слыхала, да она и мужиков-то, кроме Адиного отца, не знала. Как сложил голову краском Станский в 1925 году в боях с басмачами, так и вдовствует мать. Так больше замуж и не вышла, хотя ухаживали за ней мужчины. Один солидный ходил, главный инженер чулочно-носочной фабрики. Так нет, от ворот поворот ему вышел. Ада едва родившись, уже безотцовщиной стала. Всю жизнь денег не хватает. Девчонкой в обносках чужих ходила, и сейчас с хлеба на квас перебивается. Зарплата-то у миманса копеечная, а и красиво одеться, и прическу сделать хочется, а то и не взглянет никто на Аду.
Вчера, правда, в театре выходной выдался. Ездили на дачу к скульптору одному, Владу Невельскому, Первомай отмечали. У Влада жена с дочкой в Коктебель уехали, так Невельский отменный приём устроил. Днем шашлыки жарили, хванчкару пили. А вечером на веранде танцы под патефон устроили. Девчонок много было, мужчины тоже присутствовали. Мужчины, правда, так себе. Деятели культуры средних лет, со средним достатком, только животы висят, взглянуть не на кого. К вечеру уже все были пьяные. Один только Аде понравился, журналист немецкий, антифашист, в концлагере сидел, у властей советских в большом почёте. Книгу о Советском Союзе писать собирается. Вот это мужчина! В годах, правда, за сорок уже, зато в форме себя держит. Фигура, что надо, ручищи сильные. Как Аду в танце повёл, аж дух захватило. Одним словом, настоящий рыцарь. Густавом зовут, фамилия — Ленц. Красиво звучит. Вот только уезжать пришлось, спектакль — на следующий день. Выспаться надо было, репетиция была назначена на утро. С работой не шутят, будешь плохо выглядеть или двигаться, как корова, мигом места лишишься. Вот училища балетные каждый сезон пополнение «на гора» выдают. Конкуренция в профессии бешенная.
Ада достала из сумочки ключ, тяжело вздохнула и направилась в подъезд.
— Ада! — мужчина в белом костюме и белой элегантной кепке, отделившись от афишной тумбы, двигался навстречу девушке, в руках он держал огромный букет алых роз на длинных колючих ножках. — Божественно, Ада! Вы были божественны, я смотрел только на вас. Сегодняшний спектакль навсегда останется со мной!
— «Лебединое озеро» — одна из лучших поставок в нашем репертуаре, а я всего лишь скромная артистка миманса, балетной массовки. Наши примы выглядят более впечатляюще, — кокетливо улыбнулась Ада, почувствовав как от слов Густава в висках начинает бешено стучать кровь.
— Не говорите так, Ада. Вы — чудо! — Густав вручил ей букет и галантно поцеловал руку.
Таких букетов Аде не дарил никто и никогда. Нет, конечно, ей и раньше преподносили цветы. Но те букеты были обыкновенные, их продавали тетки-цветочницы, сидевшие в маленьких дощатых будочках у станций метро.
Густав перехватил взгляд девушки, брошенный на роскошные розы.
— Эти цветы срезаны специально для вас в Кремлевской оранжерее, — Густав засмеялся. — Правда, вы достойны лучших роз, где-нибудь в Париже, я бы преподнес вам настоящее чудо природы. От одного запаха тамошних роз сразу же улучшается настроение и появляется аппетит. Кстати, об аппетите, я приглашаю вас в ресторан. Какой, выбирайте сами.
— Сейчас уже поздно, да и ресторана поблизости нет, — смутилась Ада. — Можно просто зайти ко мне домой, попить чаю. Кстати, Густав, откуда вы знаете мой адрес?
— Узнал в администрации театра. Сказал, что покорен вашим талантом и хочу лично вручить букет роз, — Густав снял кепку и галантно раскланялся.
— Ой, не надо было бы — пойдут разговоры, — расстроилась Ада. — В театральной среде полно завистников.
— К черту завистников! Я пишу книгу о Советском Союзе, стране, победившей фашизм. Благодаря вам, Ада, в этой книге появится глава о русском балете.
— Ой, ну что Вы! Я же просто рядовая актриса, — смутилась Ада.
— Просто рядовых актрис не возят домой на служебных авто, просто рядовым актрисам не выделяют квартир в подобных дворцах. У вас имеется тайный покровитель, влиятельный любовник? — немец властно повернул к себе девушку и с наигранной свирепостью заглянул ей в глаза. — А ну-ка, расскажите мне все о себе.
— Вы очень хорошо говорите по-русски, — попыталась сменить тему разговора Ада.
— Я хорошо делаю не только это, — хватка Густава на руке девушки стала более цепкой. — Ведите же меня пить чай, милая Ада, но по пути зайдемте-ка в местный гастроном. Говорят, там есть чудесный кондитерский отдел. Купим пирожных.
— Там все очень дорого, Густав, — Ада взяла немца под руку.
— А кто сказал, что женщин, которых привозят домой на таких шикарных авто, пристало кормить дешевыми пирожками?
— Далось вам это авто, — рассердилась Ада, — Это Боря, театральный шофер. Тут, неподалеку, находится наш гараж. Вот Боря и возит меня в театр и из театра. Все равно ему ставить и забирать машину, так почему по пути не подвезти человека?
— Ах, он подлец! — шутливо воскликнул Густав. — Он видит вас каждый день!
— Он вовсе и не подлец и у меня с ним ничего не было, — зачем-то ляпнула Ада и покраснела.
— Смотрите у меня! Ну ладно, идемте за пирожными, скупим весь их ассортимент, — Густав распахнул перед девушкой дверь гастронома. — Вперед, Ада, выбирайте всё, что душе угодно и не забудьте про шампанское.
Накупив разных вкусностей, они поднялись в квартиру.
— Вот моя скромная норка, — Ада повела вокруг себя руками. — Обстановка пока скудная, но я собираюсь купить шифоньер.
— Хоромы! Настоящие хоромы! — Густав широко улыбнулся, а про себя подумал: — «Нора-норой, но, главное, имеется кровать. Все остальное не так уж важно».
