Усевшись за стол и закрыв на минуту глаза, полковник вдруг ясно осознал, что исполнители подобных поручений никогда не остаются в живых. С мыслью, что его рано или поздно поставят к стенке, или по-тихому «выведут из обращения», Николай Иванович давно смирился. Но когда этот момент настал, становиться разменной монетой тут же расхотелось. Полковник достал из ящика стола армейскую флягу с коньяком. Переведясь на службу в Москву, Коняев очень полюбил этот благородный напиток. В отличии от водки, коньяк не дурманил, а, наоборот, заставлял мозги работать чётче, голова прояснялась, ум становился острее и изворотливее. Коняев налил коньяк в бокал, подаренный ему сослуживцами на одну из годовщин Великого Октября, и перешёл в смежную с кабинетом комнату отдыха. Там стояла пара потёртых кожаных кресел и простая солдатская койка, на ней полковник отдыхал, оставаясь по делам службы в кабинете на ночь. Николай Иванович напряжённо обдумывал сложившуюся ситуацию.
«Нужно, что бы Дадуа убрал кто-нибудь из его людей, — решил, наконец, полковник. — Тогда, если Берия станет копать, всё укажет на человека из окружения грузина. А человек этот будет к тому времени уже мёртв. Уж Коняев позаботится об этом, но только после завершения его миссии. Полковник допил коньяк и наполнил бокал вновь. Сделав глоток, подошёл к телефонному аппарату».
«Хорошо, что начальником режима в шарашке, где Дадуа с учёными мудаками двигает науку вперёд, служит Амир Явлоев, — подумал Коняев. — Азиат коварен, но трусоват. Прекрасно зная о борьбе за власть в верхушке МГБ, пытается услужить и Берии и Авакумову одновременно. Кто знает, чья возьмёт?»
Месяц назад Амир Явлоев и Николай Иванович Коняев виделись на нейтральной территории. И тот, и другой неплохо стреляли, регулярно посещали ведомственный тир. После тренировок шли в небольшое кафе, где умеренно выпивали и закусывали. Сам Николай Коняев, давно утративший интерес к стрельбе, посещал тир только из-за возможности видеться с Явлоевым. Тот, будучи заядлым охотником, стрелял метко, тренировался много и азартно. Начальство МГБ поощряло подобные увлечения своих сотрудников, справедливо полагая, что занятия спортом ведут к повышению уровня боевой подготовки чекистов. После тренировок, Коняев за столом кафе, угощая начальника режима спецобъекта, узнавал последние новости из хозяйства Дадуа. Амир охотно делился информацией, рассчитывая в будущем на помощь Коняева, а в настоящем утешаясь тем, что Николай Иванович всегда оплачивал обильные трапезы Явлоева.
Однажды, за разговором, Явлоев поведал, что он, Амир, коротко сошёлся с одним лейтенантом из команды Дадуа. Лейтенант выражал своё недовольство Вахтангом. Дескать, другим офицерам охраны, и Зубареву, и Бородину Вахтанг помог получить отдельные квартиры в новом, только, что построенном доме. А, он, Василий Мигун, фронтовик, бывший партизан до сих пор бедует в коммуналке. Сразу после окончания войны Зубареву и Бородину на погоны упало по звёздочке, а он, Мигун, лишь недавно получил старлея. Зубареву и Бородину Вахтанг доверяет помогать научникам в проведении опытов. А его, Мигуна, использует только, как шофёра и грузчика лабораторного оборудования.
После этого разговора Коняев навёл в кадрах справки о сварливом лейтенанте Мигуне. Парень, конечно, сильно привирал, очередное звание ему присвоили точно в срок, в очередь на получение отдельного жилья его тоже поставили. Плюс ко всему, Василию Мигуну регулярно выделялись санаторно-курортные путёвки к морю. Так, что жаловаться лейтенанту было не на что. Но, тем не менее, характер Мигуна вздорный, злобный и сволочной был определён полковником практически сразу. Он решил заняться разработкой парня всерьёз, так, как умел только он, Коняев. Закончив работу, полковник выяснил, на каких струнах души Мигуна можно сыграть нужную ему, Коняеву, мелодию. А, выяснив, позвонил Явлоеву и попросил того позвать Мигуна на тренировку в тир.
В назначенный час все трое встретились в ведомственном тире. После тренировки, на которой лейтенант проявил себя отменным стрелком, Коняев за его спиной сделал Явлоеву знак, оставить их наедине. Начальник режима, хлопнув себя ладонью по лбу, вспомнил об архи срочных служебных делах и спешно откланялся.
Коняев и Мигун остались стоять у машины полковника, наблюдая, как Амир Явлоев, усевшись в служебный «форд», выезжает с территории тира МГБ.
— Ну что, Василий, не желаешь поужинать? — любезно предложил Коняев, открывая дверцу своего авто.
— Поужинать, это можно! — с воодушевлением согласился Мигун, забираясь в уютное кожаное нутро полковничьего автомобиля.
* * *
Нужно сказать, что служба в МГБ Василию Мигуну, в общем-то, нравилась. Нравилась тем, что не пришлось идти на фронт, не пришлось, работая до седьмого пота восстанавливать из руин народное хозяйство, сильно подорванное войной, нравилась ещё и тем, что, попав в гебисты, он, вчерашний уголовник и убийца, внезапно обрёл власть над другими, обычными и не совсем обычными людьми. Учась на курсах подготовки младшего офицерского состава войск МГБ, Василию иногда приходилось выезжать на аресты и обыски очень известных и влиятельных людей. Правда, при появлении Мигуна и компании уверенность и респектабельность потенциальных арестантов куда-то исчезали. Вместо них появлялись страх и растерянность. Люди заискивали перед своими конвоирами, просили несколько минут, чтобы успеть собраться, попрощаться с домочадцами, сказать им на прощание какие-то важные слова. Иногда, Мигун шёл на уговоры, позволял попрощаться, милостиво разрешал взять с собой в тюрьму тёплый свитер или лишнюю пачку папирос. Иногда же, наслаждаясь своей властью, был неумолим. Не позволил родителям подойти и поцеловать сына, которого они вряд ли уже дождутся из лагерей, сурово отметая робкие попытки матери парня вступить с ним, представителем власти, в какой бы, то ни было разговор. Несколько раз Василию пришлось проводить обыски в квартирах арестованных им людей. Вытряхивая на пол содержимое ящиков письменных столов и комодов, грубо опорожняя платяные и книжные шкафы, Мигун чувствовал себя на верху блаженства. Плач и просьбы обращаться с имуществом поаккуратнее, только раззадоривали Василия. Он вспоминал в эти моменты свою прошлую, разбойничью жизнь и с удовольствием находил в этих двух ипостасях много общего.
Однако, вскоре после завершения обучения, получив звание лейтенанта, Василий был откомандирован в группу Дадуа. Постарался Антон Зубарев, строго исполняя приказ, данный ему в 41-ом майором Абвера Отто фон Шлёссом. Василий давно уже забыл о странном немце. Антон же, наоборот, помнил того очень хорошо, помнил и боялся. Где-то там, далеко, лежали их с Василием расписки, которые они дали злополучному майору, и перспектива, что кто-то прознает про их предательство, заставляла бешено колотиться сердце Зубарева, но мало беспокоила Мигуна. Василий считал, что майоришка давным, давно мёртв. Антон же, опасаясь за себя и свою семью, думал по-другому.
Мигун узнал о появлении фон Шлёсса из газет. Визит видного борца с гитлеризмом подробно освещала газета «Советская Родина». Увидев фотографию «антифашиста» Мигун аж вздрогнул. Но страх быстро прошёл, а новоявленный журналист сам нашёл их с Антоном и приказал достать кристаллы времени, профессорские наработки и чертежи прибора. Сначала немец вознамерился похитить самого профессора Линке, но, поразмыслив, нашёл этот план очень рискованным, решив довольствоваться малым. Об отказе выполнить поручение немца не могло быть и речи. В случае неповиновения, Густав пообещал отправить их расписки прямо в центральный аппарат Берии. Вскоре Мигун узнал, что верный холуй Фон Шлёсса, Курт Вессинг тоже находится в Москве. Он появился в столице задолго до своего шефа и имел на руках паспорт с жирным оттиском московской прописки, а также служебное удостоверение работника какой-то конторы по ремонту электрооборудования. Все эти сведения заставили Василия удостовериться в вечной правоте старого чекистского утверждения: «Будь бдителен! Враг не дремлет!». Враг действительно не дремал, враг давно уже проснулся и жаждал реванша. И он, Василий, был на стороне этого врага, хоть и преследовал свои цели.
