Несколько дней назад главный телефон на столе пока ещё министра требовательно и зычно прозвонил. Берия тут же снял трубку. Он всегда был рядом с аппаратом, когда ему звонил САМ. Звериное чутьё ещё ни разу не подводило наркома. За несколько минут до звонка Верховного в сознании Лаврентия Павловича звучала команда: «Жди! Сейчас будет звонить САМ!» Берия всегда прислушивался к внутреннему голосу, и тот ни разу не потревожил наркома зря.
— Здравствуйте товарищ Берия, — трубка замолчала, ожидая ответного приветствия.
— Доброе утро, Иосиф Виссарионович, — осторожно поздоровался нарком, продолжая сидеть в своём удобном кресле.
— Как ваше здоровье, товарищ Берия? — осведомилась трубка голосом Верховного Главнокомандующего.
— Я здоров, товарищ Сталин! — бодро отрапортовал нарком.
— Зайди ко мне, Лаврэнтий, надо поговорить, — трубка плавно легла на рычаг, Верховный прервал разговор.
«Вот оно, началось! — подумал Берия, отправляясь, как на Голгофу, в хорошо знакомый ему кабинет Верховного. — Сталин слишком быстро перешёл на „ты“. И это — дурной знак».
Это была знаменитая привычка «Хозяина», начав разговор сугубо официально, вдруг неожиданно перейти на «ты». Собеседники вождя, на себе испытывавшие этот нехитрый приём по несколько раз на дню, каждый раз терялись, и некоторое время не могли прийти в себя. Волнение и замешательство, охватывавшие людей в такие моменты развлекали Верховного. Единственный представитель придворной свиты, кому Сталин всегда говорил «ты», был Климент Ефремович Ворошилов. Ворошилов тоже никогда не выкал вождю, называя того старой партийной кличкой «Коба». К «первому красному офицеру» Верховный питал поистине дружеские чувства. Раз, на праздновании двадцатилетия Октября, Отец Народов, подойдя к Лаврентию Павловичу почти вплотную, взял того за пуговицу пиджака и негромко сказал: «Лаврэнтий, не трогай никогда Клима. Тронешь — обижусь!». С того дня Лаврентий Павлович начисто забыл о существовании Ворошилова.
Берия подошёл к двери в приёмную Сталина и потянул ручку на себя. Увидев вскочившего секретаря Верховного, Поскрёбышева, лениво махнул рукой в знак приветствия. Секретарь вытянулся в струнку: «Товарищ Берия, Иосиф Виссарионович ждёт вас».
— Дорогой Лаврэнтий! — Сталин, взяв наркома под руку, подвёл его к двум широким кожаным креслам, стоящим в значительном удалении от рабочего стола Верховного.
Усадив Берию, Сталин вернулся к столу, взял пепельницу и трубку и уселся в кресло напротив наркома.
— Как продвигаются дела по созданию атомной бомбы? — голос Сталина звучал деловито, от былой весёлости не осталось и следа.
— Мы плотно работаем по этому вопросу, Иосиф Виссарионович. Имеющиеся у нас наработки позволяют утверждать, что в скором времени Советский Союз сможет на равных беседовать с американцами. Кроме этого, ведутся и другие секретные разработки. Они, смею заверить вас товарищ Сталин, потрясут мировое сообщество. — Берия собирался продолжить доклад дальше, но Сталин махнул рукой, требуя прерваться.
— Слова, слова, красивые слова, — Верховный усмехнулся. — А где сроки, даты, результаты испытаний? Советский народ, Лаврентий Павлович, пашет, сеет, льёт металл, восстанавливает страну после войны. Советский народ отказывает себе во всём, финансирует из последних сил научные исследования, оплачивает новейшее оборудование. А мы лишь говорим ему красивые слова, да кормим «завтраками». Результат нужен немедленно, времени, Лаврентий почти не осталось. Империалисты ждать не будут, увидев нашу слабость, ударят вновь.
Берия подавленно молчал, возразить было нечего. Таких оплеух от Верховного он не получал уже давно.
— Хорошо, разреши задать тебе ещё один вопрос, — Сталин выпустил изо рта сизый клуб дыма, и выбил оставшийся в трубке табак в хрустальную пепельницу. — Знаешь ли ты, Лаврентий, что в нашей стране гостит сейчас немецкий журналист-антифашист Густав Ленц? Он был освобождён американцами из концлагеря и приехал к нам. Говорит, что хочет написать книгу о нашей стране. Что ты можешь рассказать о нём? Твои люди присматривают за ним?
— Густав Ленц? — Берия поправил на носу свои знаменитые очки-пенсне. — Да, прибыл такой. Красавец. Любимец женщин. Очаровал столичный бомонд. Активно общается с писателями, художниками, артистами. Особенно тесно сошёлся с одной балериной, Адой Станской, настолько тесно сошёлся, что поселился в её квартире. Любят друг друга так, что соседи оглохнуть боятся.
— Ну что же, молодец Густав, не всё здоровье в концлагере оставил, — вождь усмехнулся в усы. — А что ты о нём ещё можешь сказать?
— А что о нём ещё говорить? — Лаврентий Павлович пожал плечами, — Жрёт, пьёт, гуляет за наш счёт. Баб наших пользует. По утрам в трусах и майке пробежки совершает, физзарядку во дворе делает. Несколько раз устраивали ему встречи с рабочими на столичных заводах. Он творческими планами делился, про ужасы фашистских концлагерей рассказывал.
— И всё? — Сталин выжидательно смотрел на наркома, легонько барабаня пальцами правой руки по кожаному подлокотнику кресла.
— Его американцы из концлагеря освобождали, некоторое время он у них был, — Берия никак не мог взять в толк, почему Верховного заинтересовал какой-то журналистишка. — А раз был у американцев, уделим ему повышенное внимание. Аду Станскую навестим, попросим рассказать нам всё об этом Густаве.
— Хорошо, Лаврентий, хорошо, — Вождь опять начал набивать трубку табаком. — Вот только беспокоит меня твоя загруженность, Ты себя совсем не жалеешь, и бомбу атомную делаешь, и с нечестью всякой бандитской борешься. Может быть, в отпуск тебе съездить? К морю! Хочешь, Лаврентий к морю? Или на Валдай поезжай, там рыбалка хорошая. Может, хватит тебе уже в разные стороны рваться? Займись пока научными проектами, а в МГБ на хозяйстве Авакумов вместо тебя останется, а? Временно конечно, временно.
— Конечно, товарищ Сталин! — Берия встал по стойке смирно, вытянув руки по швам, — Приложу все силы, а выполню ваш наказ.
— Молодец, Лаврентий, — вождь встал и протянул руку, давая понять, что беседа окончена. — Что бы мы без тебя делали? Сидели бы в камышах с голой задницей, вот, что мы без Лаврентия делали бы!
Берия пожал протянутую руку и, повернувшись на каблуках, вышел из кабинета. Проходя мимо секретарского стола, Берия увидел, как проворно вскочил Поскрёбышев, но даже не остановился попрощаться с ним. Он молча вышел в коридор и направился к себе.
— Сослан, сослан к научникам, — поднимаясь по лестнице, думал Лаврентий Берия. — Эх, подогнать бы к Москве дивизию Дзержинского, да как вломить по этим кремлёвским мудрецам! Но нельзя! Усатый вмиг придавит. А так, ещё шансы есть. Ничего, я им всем покажу! Особенно Витьке Авакумову не поздоровится! Вот, шакал паршивый, так и норовит в загривок вцепиться. А ещё заместитель мой. Офицеры, небось, по большей части, ему уже верность хранят. Авакумов, наверное, за моей спиной сидючи, многих в свою веру обратить успел.
Берия наконец-то добрёл до своего кабинета.
