Вопреки ожиданиям, погода в тот день так и не разгулялась. Небо затянули свинцово-серые тучи, рыхлые и мокрые, несущие обещание скорого дождя. Знаменитые ширулшэнские розы предпочли вообще не раскрывать свои ароматные головки, испуганно прячась под защиту плотных листьев. Свирепые порывы ветра бессильно хлопали полотнищами шелковых навесов, зверея от многократных, но тщетных попыток сорвать их с прочных опор и унести за мрачный горизонт. Королевские штандарты возмущенно реяли над головами собравшейся толпы, словно протестуя против затеянного судилища. Жертвами непогоды уже стали широкополые шляпы мужчин, шарфы, вуали и воздушные куафюры придворных фрейлин. И лишь мою гладко-причесанную шевелюру, разбушевавшаяся стихия обтекала бессильными потоками легкого бриза, успокаивающе остужая бледные щеки подсудимой и незримым палантином ложась на гордо расправленные плечи. Казалось, сейчас милосердный друг-ветер сурово порицал всех, кроме меня, ласково нашептывая на ухо гарантированное обещание – при малейшей же опасности подхватить в свои надежные объятия и унести в даль, прочь от жестоких судий и закоренелых ханжей. Они по прежнему оставались со мной – мое единственное богатство и достояние: ветер странствий, свобода, да слова песни, позволяющие мне отвлечься от горестных мыслей. И, конечно же, на моей стороне были все друзья…
Королевский суд открылся около полудня. Главный зал дворца правосудия не вместил толпу зевак, желавших полюбоваться невиданным зрелищем, поэтому процедуру судебного разбирательства вынужденно перенесли на широкий двор, постиравшийся перед родовым замком клана эль-Реанон. Тысячная толпа, до отказа заполнившая сад и розарий, влекомая жаждой опорочить ту, которая осмелилась пойти против веками устоявшейся морали и семейных традиций, беспощадно вытоптала изумрудную траву и равнодушно переломала стебельки нежных цветов. Роза – сломленный родовой символ… Наверно, точно так же они хотели согнуть и мою свободолюбивую шею, но – в пику всем, я стояла спокойно, немного расставив напружиненные ноги, непринужденно положив руки на рукояти волшебных даг и надменно вскинув непокорную голову. Мой самоуверенный, полный достоинства вид, породил глухую волну недовольного ропота, шквалом прокатившуюся по рядам судий и зрителей. Отступница отнюдь не раскаивалась в содеянном, и вовсе не собиралась признавать проступки, вменяемые ей в вину! Неслыханная дерзость!
Сначала меня попытались лишить оружия, но верный Нурилон вырвался из рук моих обидчиков и снова вернулся к хозяйке, обжигая чужие пальцы и оставляя на них глубокие порезы. А две «Алаторы» полыхнули таким ярким импульсом магического света, что стража отступила в страхе, не смея более касаться того, что для нее совсем не предназначалась. Поэтому я так и осталась стоять полностью вооруженной, выведенная на высокое крыльцо, возвышаясь над растерянно гомонящей толпой и не скрывая язвительной усмешки, кривившей мои губы. Пресветлые боги, я же вижу – они меня попросту бояться! Меня, добровольно влившую в свои вены кровь демона и носящую под сердцем их будущего врага и наследника расы врагов. Да и сама я, совершенно не терзаемая угрызениями совести и не умоляющая о пощаде – стала для них демоном, посмевшим возжелать свободы и права выбора того пути, по которому я и намеревалась идти в жизни. «Поправшая судьбу» – эти слова все чаще и чаще долетали до моего слуха.
В первом ряду, рядом с королем, королевой, прокурором и верховным судьей, сидели мои верные друзья – грозно нахмурившийся Огвур и судорожно кусающий губы Ланс. Эткин разместился чуть поодаль, даже и не пытаясь притушить тоненький огонек гнева, непрерывно вырывавшийся из его приоткрытой пасти. Великие маги – Саймонариэль и Марвин, взошли на ступеньки крыльца, по обе стороны от меня, поклявшись, что ни за что не допустят вынесения несправедливого или пристрастного приговора. Марвин иногда поднимал голову, и подмигивал мне ободряюще и легкомысленно, а Саймон наоборот, неотрывно сверлил судью тяжелым, мстительным взглядом, заставляя того нервно ерзать в кресле и поминутно покашливать. Король Мор дал торжественное обещание, что – не смотря на связывающие нас кровные узы, подчинится мнению народа и безропотно примет любой вердикт суда, каким бы он ни оказался. Итак – сегодня народ Поющего острова судил меня – Сумасшедшую принцессу, наследницу древней крови, герцогиню Нарронскую, спасительницу и охранительницу обеих королевств, Ульрику де Мор, именуемую так же Моррой и Мелеаной – посмевшую полюбить демона и понесшую от него ребенка, которому до смерти предстояло носить клеймо незаконнорожденного. Все мои прошлые подвиги и свершения были забыты в одночасье, потому что теперь я стала отступницей и отщепенкой!
Судья требовательно постучал медным молоточком, и во дворе воцарилась мертвая тишина. Суд начался…
Верховный судья взволнованно помял рукой пересохшую гортань, поправил букли белоснежного парика и начал:
– Каждый из вас знает, в чем обвиняется принцесса! Прегрешения ее весьма многочисленны, как-то: – он развернул скрепленный печатями свиток, – вступление в сношение с врагами королевства, радение о личных интересах в ущерб политике государства, смешение крови эльфа с кровью демона, подрыв основ морали и самое страшное, – он обличающее поднял палец, подчеркивая смысл обвинительной речи, – внесение смуты в умы и прямая угроза для династии в следствие появления в ней ребенка проклятой крови!
– Неблагодарные! – возмущенно выкрикнул Огвур, вскакивая с места. – Быстро же вы забыли о том, что она спасла короля и королеву и помогла избавить народ Поющего острова от власти темного мага!
– Сядь, чужеземец! – властно приказал прокурор. – Не тебе оспаривать справедливость наших претензий к принцессе! Тебе не понять наших забот о чистоте крови правящей династии, ибо ты не принадлежишь к расе эльфов и к тому же, являешься близким другом подсудимой!
– Вы обвиняете Ульрику в преступной любви! – поддержал орка Ланс, как никогда прекрасный в гневе, окутанный облаком длинных, растрепанных волос. – Тогда судите меня вместе с ней, потому что я совершил еще больший поступок и полюбил мужчину! – выкрикнул он смело и звонко, вызывающе разглядывая толпу.
Народ ответил насмешливым улюлюканьем и непристойными репликами.
– Ты полукровка, – наставительно изрек судья, – и исторгнут из правящей фамилии, ты не стоишь так близко к трону как наследная принцесса и ее байстрюк.
– Я тоже бастард! – с достоинством парировал отважный Лансанариэль. – Неужели вы хотите загубить еще одну невинную душу и обречь ее на участь всеми презираемого изгоя?
– Молчи, извращенец! – больнее, чем камнем, прилетело из толпы. – Еще мы не слушали всяких…, – далее последовали совсем уж грязные эпитеты.
По рядам зрителей прокатились скабрезные смешки. Многим не терпелось сделать оскорбительные жесты, направленные в адрес Ланса. Огвур заскрипел зубами и, бешено вращая налившимися кровью глазами, схватился за нож. Обстановка накалялась.
– Народная мудрость гласит: любишь орка…, – словно невзначай громогласно выдал Эткин и выжидающе замолчал.
– Так чего там она гласит, а? – нетерпеливо уточнил грубый мужской голос.
