Сбираясь, как жрецы на жертвоприношенья,
Перед художества священным алтарем,
Служа искусству, мы свои произведенья
На суд товарищей смиренно отдаем.
Не ищем мы, друзья, ни славы, ни хвалений,
Пусть безымянные в могиле мы уснем,
Лишь бы измайловцы грядущих поколений,
Священнодействуя пред тем же алтарем,
Собрались, как и мы, стремяся к той же цели
В досужие часы чрез многие года,
Те песни вспомнили, что мы когда-то пели,
Не забывая нас и нашего труда.
Гремите, пойте же, Измайловские струны,
Во имя доблести, добра и красоты,
И меч наш с лирою, неопытной и юной,
Да оплетут нежней художества цветы.
Гостями «Измайловских досугов» были такие известные писатели, как Иван Гончаров, Аполлон Майков, Яков Полонский. Приглашали также ученых, которые читали лекции о гипнозе, космогонии или… об идиотах.
«На «Досуге» у измайловцев проф. Данилло читал лекцию о значении головного мозга для психической жизни человека. Он привез с собой несколько идиотов и одного карлика макроцефала
[38]. Как жаль на них смотреть» (10 марта 1895 г.).
Главное внимание уделялось поэзии и прозе, но нередко на вечерах звучали и документальные строки о русской жизни, которую гвардейцы, к сожалению, знали очень мало.
«Под конец доктор Анаитов прочитал два простых письма одной крестьянки в Петербург к дочери. Она описывает свое бытие, как делится чем может с неимущими, а через неделю пишет, что все у ней сгорело дотла. Эти два письма произвели сильное впечатление своей безыскусностью» (3 ноября 1836 г.).
Отдельные «Измайловские досуги» были посвящены памяти лучших русских писателей, мелодекламации, музыке. Своими силами измайловцы поставили несколько драматических спектаклей по произведениям Пушкина, Гоголя, Шекспира и председателя «Досугов» — великого князя Константина Константиновича.
Читальная комната Офицерского собрания. Столик под зеленым сукном. На нем четыре свечи. За столом очередной чтец. Слушатели расположились возле книжных шкафов на диванах, креслах и стульях. Здесь не то, что в строю, — все военные равны. Даже присутствует отчасти дух вольнодумства, ибо иногда читаются произведения, запрещенные цензурой к печати. Если бы не гвардейские мундиры, собравшихся можно было принять за университетских студентов. Жаль, что доброе начинание «Измайловских досугов» не нашло продолжения в других войсках. Разве что кадетские корпуса переняли опыт и тоже устраивали у себя литературные чтения. Ну а после 1917 года в армии, кроме политзанятий, других досугов уже не признавали. Начисто забыли девиз «Измайловских досугов»: «Доблесть, Добро, Красота».
Вечера измайловцев не отличались помпезностью: собиралось за раз двадцать — сорок человек, иногда появлялся командир полка и вел себя как и все. Но ведь так часто случается: из чистого родника вытекает еле заметный ручеек и потом он превращается в могучую реку. Великий князь, в отличие от любителей быстрых грандиозных свершений, взялся за малое дело культурного просвещения офицеров одного полка и за все тридцать лет последующей жизни, даже находясь в зените славы, не изменил ему.
Праздничное застолье
Измайловцы устраивали не только литературные вечера, но и попойки с шампанским и обильной закуской, на которые, в отличие от «Досугов», собирались все офицеры. Пьяных среди них Константин Константинович ни разу не видел. Может быть, измайловцев сдерживало присутствие как великого князя, так и командира полка. Общий стол в Офицерском собрании (ныне сказали бы — в офицерском клубе) устраивался не реже, чем раз в месяц, по случаю полкового праздника, именин членов августейшего семейства, годовщины коронования, памяти сражения у Горного Дубняка…
Весь день 12 октября 1885 года великий князь не выходил из своего кабинета в Мраморном дворце — сочинял стихи к восьмой годовщине участия измайловцев в бое с турками у Горного Дубняка. Наконец закончил, переписал набело и положил во внутренний карман подданного ему парадного мундира. Взял с собой также большую золоченую братину (большой шаровидный сосуд для питья вкруговую) великолепной работы Овчинникова и поспешил к десяти часам вечера в полк.
Офицеры разместились за длинным столом. Константин Константинович, как обычно, сел на одном из его концов, командир полка — на другом. Начались обыкновенные для праздничного застолья тосты.
— За его величество государя императора!.. Ура!
— За императрицу!.. Ура!
— За цесаревича!.. Ура!
— За великого князя Николая Николаевича!..
[39] Ура!
— За великого князя Константина Николаевича и великую княгиню Александру Иосифовну!.. Ура!
— За великого князя Константина Константиновича!.. Ура!
После обязательных тостов офицеры закурили. Стали кричать: «Дрентельн, давай стихи!» Поручик В. Ю. Дрентельн, считавшийся в полку вторым поэтом после великого князя, прочитал одно из своих лирических стихотворений. Константин Константинович, загадочно улыбавшийся во время его декламации, после выражения одобрения слушателями чтецу, поднялся из-за стола. Тотчас воцарилось молчание, все с радостным почтением устремили взоры на августейшего поэта. Он, почти не заглядывая в бумагу, своим слабым, но приятным баритоном начал говорить:
Уж восемь лет прошло — и снова годовщину
Мы Горного справляем Дубняка.
Подымем же теперь застольную братину
Во славу нашего полка.
Великий князь сдернул полотенце с братины, стоявшей перед ним на столе и, подняв перед собой, продолжал:
Нас связывает всех одна и та же служба,
Один и тот же связывает долг.
Да процветает все, да крепнет наша дружба
И ей да держится наш полк.
Ходи же по рукам, братина круговая!
Все из нее мы будем пить, друзья.
Да здравствует наш полк и наша полковая
Единодушная семья!
Отпив из братины, в которую вошло четыре бутылки шампанского, Константин Константинович передал ее стоявшему справа офицеру, и от него она пошла по кругу. Когда выпил последний — стоявший слева от великого князя Цицович, все закричали «ура!», окружили августейшего поэта и стали подбрасывать его вверх. Вызвали солдат-песенников Государевой роты, и веселье не утихало до 4 часов утра.
Девятую годовщину боя у Горного Дубняка отметили еще торжественнее. В этот день у Троицкого собора Измайловского полка в честь участия гвардии в войне 1877–1878 годов, открыли памятник «Слава» — шестиярусную чугунную колонну со ста четырьмя прикрепленными к ней трофейными турецкими пушками, увенчанную фигурой, олицетворяющей Славу.
