Самарская полиция доносила в Петербург, что жизнь Николая Константиновича в их городе протекает спокойно, если не считать демонстративных уклонений от богослужений в царские дни
[9]. Был он замечен также в либеральных тирадах и общении с разведенной женой, которую, «соблюдая приличия, лишь в поездках за город берет с собой».
«Его Высочество носит бороду, — сообщает самарский губернатор 9 октября 1878 года министру иностранных дел, — волосы на голове коротко острижены, лицо загорелое. Ходит в гражданском платье, притом весьма незатейливого покроя. Австрийская визитка со стоячим воротником, фуражка горохового цвета, все это вместе взятое производит на всех непривычное впечатление. Предупредительная внимательность и доброта обращения обратили внимание тех, кому довелось здесь видеться с Его Высочеством».
В неофициальных беседах приставленные к Николаю Константиновичу чиновники еще откровеннее отзывались о положительных чертах его характера. Так, А. Богданович, супруга старосты Исаакиевского собора, 6 апреля 1873 года записала в дневник, что у нее с визитом был граф Ростовцев и «говорил сегодня об этом молодом человеке, что он положительно серьезен, любит учиться, большой семьянин».
Константин Константинович отмечает в своем дневнике:
«Уменя был Каразин, писатель и живописец, сделавший Хивинский поход и проведший полгода с Николой. Я много расспрашивал его о брате, Каразин от него в восторге. Скоро ли кончится мучительное положение, из которого бедному Николе не дают никакого выхода? Самого кроткого человека можно бы таким образом из терпения вывести, у Николы еще есть довольно силы выносить свое заключение и нравственную тюрьму» (18 ноября 1879 г.).
Сил хватало даже противиться волеизъявлению государя, запретившему племяннику общаться с полицмейстерской дочкой. Надежда Александровна лучше придворных врачей умела лечить душевные недуги возлюбленного и, понимая, что нужна ему, согласилась даже отправиться вместе в очередную экспедицию к истокам Амударьи (28 июня — 26 ноября 1879 г.). Научная цель этого путешествия была особая — установить, возможен ли поворот Амударьи в древнее русло Узбой. Вернувшись, Николай Константинович написал книгу «Аму и Узбой», которая дышит любовью к пустынным землям Хивы и Бухары.
«Россия в течение последних двадцати пяти лет, — писал великий князь, — овладела большей частью Средней Азии, но некогда цветущий Туркестан достался русским в состоянии упадка. Он наделен от природы всеми благоприятными условиями для быстрого развития своих богатыз производительных сил. Расширив оросительную сеть, раздвинув пределы оазисов, Туркестан можно сделать одной из лучших русских областей».
Начавший привыкать к Самаре Николай Константинович вдруг 17 августа 1880 года получил разрешение пользоваться морскими купаниями в Феодосии до конца октября, а потом ему предложили перебраться на временное жительство в усадьбу Пустынка под Петербургом. Казалось, близок конец мытарствам. Но поступки великого князя часто бывали непредсказуемы. Неожиданно он отказался покидать Самару. Лишь верный друг семьи его отца подполковник Павел Егорович Кеппен при личной встрече уговорил по-детски заупрямившегося тридцатилетнего великого князя не раздражать смягчившего свой гнев на Николу после собственного морганатического брака государя. (Ходили слухи, что и сам гнев-то исходил не от него, а от скончавшейся 21 мая 1880 года императрицы Марии Александровны.)
Чуть более четырех месяцев провел Николай Константинович в Пустынке, в нескольких десятках верст от любимого с детских лет Павловска, куда ему, к сожалению, запрещали показываться. Но часто навещавшие его отец и брат Дмитрий Константинович (Константин Константинович в это время был в многомесячном плавании) уверяли, что со дня на день грядет высочайшее прощение и тогда Никола будет волен жить, где захочет. Увы, не пришлось подышать долгожданным воздухом свободы. В роковой день 1 марта 1881 года освободитель крестьян Александр II, которого в последние годы террористы выслеживали и травили как дикого зверя, был убит.
Из дневника за 1881 год великого князя Константина Николаевича:
«2 марта. Телеграмма от Николы, который просит разрешения поклониться телу Государя. Говорил про это вечером Адлербергу
[10], прося его выпросить разрешение Государя…
3 марта. Меня разбудили письмом от Адлерберга, что Государь не соглашается разрешить просьбу Николе, так как приезд его в город не разрешался. Сделало мне крайне тяжелое и неприятное впечатление… В 4 ч[аса] у меня Кеппен и говорил про сильное волнение Николы и не берется ему передавать отказ…
10 марта. После обеда Кеппен рассказывал теперешнюю грустную картину Николы, как он до сих пор не хотел присягать и хотел возвратить Андреевский орден
[11]. Положительно, у него теперь фазис усиления душевной болезни».
Из дневника за 1881 год государственного секретаря Е. А. Перетца:
«28 марта. Арестован Великий Князь Николай Константинович и перевезен в Павловск, где содержится в местном правлении, именуемом крепостью. Крепость эта — такой же дом, как и все другие, но выбрана она потому, что есть единственное здание в Павловске из состоящих в распоряжении правительства, которое отапливается зимою. Причиною ареста — отчасти сумасбродные выходки молодого Великого Князя по кончине покойного Императора, вроде следующих: когда ему не было дозволено приехать на погребение, он сказал, что если его считают сумасшедшим, то не будет и присягать, так как сумасшедших к присяге не приводят; затем он угрожал, что наденет Андреевскую ленту и пойдет в народ».
С первых дней своего правления Александр III поделил русское общество на нигилистов и радетелей за самодержавие. Николай Константинович; по слухам, принадлежал к первым, к тому же был сыном известного либерала, ратующего за конституцию, что и послужило основными причинами тюремного заточения и дальнейших злоключений. Никто из августейшего семейства не заступился за несчастного. Спас от пожизненной тюрьмы своего воспитанника все тот же подполковник Кеппен, умело составив нижеприведенную записку и добившись через влиятельных знакомых, чтобы она легла на стол Александра III:
«Семь лет тянется уже грустная история признанной болезни Великого Князя Николая Константиновича. В эти семь лет Его Высочество десять раз переводился с одного конца России на другой… Более двадцати лиц перебывало в это время при Великом Князе в качестве врачей, распорядителей и состоящих. Немало разных взглядов, приемов и даже систем практиковалось в отношении к Его Высочеству, немало произведено было более или менее удачных экспериментов, и надо сознаться, что теперь, по истечении семи лет, положение Великого Князя Николая Константиновича не только не установилось в определенных точно границах, но до невозможности осложнилось и запуталось…
