Пролог
Сильнейшая гроза обрушилась на землю внезапно, как это обычно и бывает в преддверии лета. Всполохи молний исполосовали чёрные, невесть откуда взявшиеся нагромождения туч, ослепили, оглушили грохотом небесной канонады, и в высушенную жарким майским солнцем землю ударили тугие струи дождя, моментально прибившие вездесущую рыжую пыль и омывшие листья небольшой рощицы, окружавшей невысокий холм.
Невдалеке резко взвыла и тут же стихла сирена, а вместе с её рёвом пропал и свет в маленьком посёлке, выстроенном на пусть и не очень высоком, но обрывистом берегу, под которым всё громче клокотала обычно спокойная и прозрачная, а сейчас вдруг ставшая буйной, река. Ещё недавно плавно и величественно катившая свои воды среди полей и рощ, она взбурлила, вздымая валы помутневших волн всё выше и выше, выплеснулась на пологий берег и разлилась вширь, скрывая под собой невидимые в наступившей темноте, чёрные от вывороченной земли, пашни, затапливая сады и перелески.
Неслышно за воем ветра скрипнула дверь одного из домов, на пороге мелькнула стремительная тень и канула в темноте переулка, лишённого привычного света фонарей. Рыкнул, перекрыв грохот грома, прогоревшим глушителем старый мотоцикл и, натужно завывая износившимся двигателем, покатил по улице, изредка замирая то у одного, то у другого дома. Маленький посёлок, притворившийся пустым под напором грозы, словно в надежде, что та не заметит и обойдёт его стороной, вдруг наполнился суматохой и звуками. Залаяли псы, где-то заголосил ребёнок, мужской голос рявкнул, пресекая поднимающуюся в его доме женскую истерику. В неверном свете ручных фонарей, керосинок и свечей, замельтешили тени, а к запаху озона в воздухе добавился запах страха и неуверенности. Зафырчали двигатели немногочисленных автомобилей, и тени заскользили к ним, загружая машины тюками и мешками под перекрывающие шум разбушевавшейся стихии, окрики.
— Куда ты перину потащила, дура?! На чердак её, «память» ёж! Детей собирай, курица!
— Батюшки, что ж это за напасть! Олька, да угомони ты своего оглоеда, чтоб под ногами не путался!
— Дамба-то, дамба!
— Как второй каскад рухнет, нас отсюда в самый Азов вынесет!
— Не стони мать, справимся! А ну-ка, Ваня, помоги «артиллерию» в машину отволочь.
— Говорят, ещё час-полтора выдержит. На Константиновск уходить надо, тогда, глядишь, и выплывем.
— Жратву не забудь, олух царя небесного. Кто знает, сколько нам плутать придётся!
— Константиновск? Рехнулся? Там и потопнете. К Стычновскому поедем, а ещё лучше до Тацинской, если успеем.
— На старые курганы надо! Там точно не достанет, верно говорю. Они высокие! Не достанет разлив.
— Это Лысые лбы, что ли? Ерунда! То обычный паводок не дотянется, а тут, почитай, весь водохран спустило, накроет твои курганы, «мама» сказать не успеешь!
Потянулись машины из посёлка, увозя прочь от разбушевавшейся, вырвавшейся из плена плотины стихии, хмурых мужчин, нервничающих женщин, любопытных детей и по-стариковски размеренных, спокойных дедов, шикающих на своих тихо причитающих жён.
Ерофей проводил взглядом цепочку огней и, вздохнув, тяжёло осел на седло «Урала». Замученный бездорожьем и годами, мотоцикл тихо скрипнул под невеликим весом хозяина, а тот, зажмурившись, подставил лицо хлещущим струям дождя и замер, словно прислушиваясь к чему-то. Миг-другой, и мужчина в потрёпанном камуфляже, нахмурился. Открыв глаза, он слез с мотоцикла и ничуть не плутая в темноте, уверенно зашагал к ближайшему дому, хозяева которого давно переехали в город, оставив деревенский дом под присмотр соседей. Ероха и знать не знал, что вчера здесь появился сын старого Степана с пассией, потому и не подумал предупредить парочку о грядущем наводнении. И если бы не врождённое, почти собачье чутьё да ветер, донёсший до Ерофея запах дыма… вполне возможно, что гостям пришлось бы спасаться от воды на чердаке или крыше.
Объяснить влюблённой парочке, млеющей у камина под аккомпанемент дождя, что происходит на улице, Ерохе удалось довольно быстро. Да и собрались они почти моментально, благо приехали в посёлок налегке. Так что, спустя четверть часа, древний «Урал» с перегруженной коляской, буксуя в грязи, увозил трёх человек и пару битком набитых рюкзаков в ту же сторону, куда ушёл «караван» местных жителей. Да, езда в ливень на старом раздолбанном мотоцикле не слишком комфортна, но уж лучше так, чем изображать куриц на насесте, сидя на коньке крыши чьего-то дома, в ожидании пока на горизонте не появятся бравые ребята в оранжевых тельняшках.
Утро, компания из трёх человек встретила на вершине одного из Лысых Лбов. Двигаться дальше было невозможно, да и до самого кургана, они еле добрались. А в момент, когда над землёй взошло солнце, стало ясно, что здесь они задержатся надолго. Вокруг кургана, куда ни глянь, расстилалось бурлящее мутное море. Хорошо ещё, что ливень кончился, и у застрявших на вершине холма людей появилась возможность обсохнуть и обогреться, правда, для этого мужчинам пришлось вплавь добираться до ближайшей рощицы. Сырые дрова гореть не хотели, но с этой неприятностью вполне успешно справилось некоторое количество жидкости, слитой из бензобака мотоцикла, так что, вскоре на вершине кургана весело трещала сразу пара костров, рядом с которыми, на кольях была развешена сырая одежда путников. Единственная девушка в собравшейся здесь компании, стеснительно куталась в сухое одеяло, вытащенное Ерофеем из своего рюкзака, а вот мужчинам пришлось отбросить несвоевременный стыд и плясать голышом меж двух костров, в ожидании пока высохнет их одежда.
— Ох, хорошо. Высохло. Тёплое… — Протянул Ероха, натягивая пропахший дымом «камок» и, выудив из рюкзака две пары сухих носков, протянул одну из них одевающемуся рядом парню. Тот благодарно кивнул и, бросив короткий взгляд на задремавшую подругу, тяжело вздохнул. Не так, совсем не так он планировал провести эти выходные.
— Ерофей Палыч, а как мы отсюда… — Ослепительная вспышка и оглушающий грохот грома в безоблачном небе прервал молодого человека. А когда он проморгался и поднялся на ноги, то обнаружил рядом только перепуганную подругу. А там, где только что стоял их спаситель, остался лишь пепел да запах палёных волос.
Часть I
Скрип незапертой двери
Глава 1
Я, Ерофей Всеславич… Хабаров… я, Горазд… Павлович… Святитский. Нет! Я, Ерофей… Всеславич… Павлович? Хаб… Святитский? Хабаров? Кто я?!
[1]
Мысли метались, словно всполошённые чайки меж скал. Гулко, громко, беспорядочно. Кое-как приняв сидячее положение, я чуть ли не кубарем скатился с высокой постели и замер перед невысоким, но очень широким, массивным шкафом с зеркальной дверью. Коснулся своего отражения ладонью… и отпрянул. Это я?! Вот этот вот худой мальчишка с русой шевелюрой, всклокоченной, словно иголки ежа, это теперь я? Снова?!
