Раздался стук удаляющихся шагов, возвестивших, что этот самый Нэрвис меня покинул. Поднявшись с пола, я подошла к двери и обхватила железные прутья маленького оконца.
И что это сейчас было? Почему страж извинился за камеру?
— Ты куды руки немытые тянешь? — Снова прозвучавший скрипучий голос заставил меня отпрянуть. — Вот и стой там, а сюды не лезь! А то лапають, лапають прутья, кому не лень. Изгваздають все, а мне убирай!
Я недоуменно осмотрелась по сторонам, но никого не обнаружила.
— Ну и чего зенки вылупила? Ох ты ж тупица беспросветная, прости глубинное дно!
И тут до меня дошло. Те из потерянных душ, кто не поддавался контролю, уничтожались. А те, кого можно было подчинить, отлавливались, отправлялись в чистилище, а после приобщались к полезным работам. Они являлись своего рода невидимыми духами, которых можно вселить во что угодно. Памятью такие души не обладали, но, поскольку потерянными становились в основном худшие представители нелюдей, характером они и после смерти обладали соответствующим.
— Присесть-то хоть можно? — спросила я, кивнув на лежащий на полу соломенный тюфяк.
— Садися, чего уж там, — благодушно разрешила камера, но стоило мне ступить на солому, как громогласно взревела: — А ноги кто вытирать будеть?!
Послушно вытерев ноги, хотя новые сапожки и так были чистыми, я опустилась на тюфяк. Притянула к себе колени, обхватила руками, уткнулась в них лбом и всхлипнула. Так вдруг обидно стало, так горестно и до жути себя жалко. У меня же там с позавчера морские котики некормленые, думала, сегодня им рыбки отнесу. Выходной вот впервые за две недели, хотела выспаться, как следует, отдохнуть…
— Э, ну чего ревешь-то? — со смесью раздражения и любопытства поинтересовалась камера. — За что хоть сюды упекли-то?
В очередной раз всхлипнув, я пожаловалась:
— Да ни за что! Мне просто не повезло!
— Угу-угу, — в старушечьем голосе прозвучал скепсис. — Все вы так говорите. У меня вон давеча гномье сидело. Тоже говорило, что ни в чем не виноватое, а само старшину своей общины пришибло да золотишко умыкнуло.
— Не пришибала я никого! — Неконтролируемые слезы полились по щекам. — И браслет не воровала, и платье мне не нужно было, и знать я не знаю, кто их прислал! У меня вообще выходной сегодня, а там котики некормленые, и папа без меня совсем пропадет! И… и призрачный оркестр сегодня мою любимую песню играет, а я не послушаю… вот!
Это мое «вот!» подытожило нерадостную картину и способствовало тому, чтобы я разревелась окончательно.
Камера тяжко вздохнула, на несколько минут затихла, а после передо мной упал носовой платок. Помятый, но чистый и приятно пахнущий порошком.
— Спасибо, — поблагодарила я, утирая слезы.
— Да что ж я, не вижу, что ли — хорошая ты девка. Видать, действительно просто не повезло. А следователь тебе какой попался?
— Эльф лесной…
— А, этот мужик хороший! — обрадовала камера. — Хоть и на водоросль глубинную волосами похож. Правда, не оправдал еще никого: все у него проходящие то за решетку садились, то на виселицу отправлялись, но зато по справедливости!
Воспрянувшая было я мгновенно сникла.
— А какой вежливый, обходительный! — продолжала нахваливать начальство камера. — Я ему как убийцу одного расколола, так он меня ремонтом новехоньким обеспечил. Тут же раньше вообще страх что творилось. Тьфу, срамота одна!
— Что значит «раскололи»? — зацепилась я за царапнувшее слух слово.
Что это значит, мне было продемонстрировано на наглядном примере. Стены вдруг начали стремительно сжиматься, потолок — опускаться, пол завибрировал, а в довершение ко всему из стен со скрежетом выехали острые железные копья.
— Мамочка… — с широко распахнутыми от ужаса глазами выдохнула я.
Признавшегося во всех прегрешениях гнома я теперь хорошо понимала. Да тут со страху сознаешься в том, чего никогда не совершал и о чем даже не мыслил!
Оставшись довольной произведенным впечатлением, камера снова приняла нормальный вид и размер, а после подытожила:
— Так-то!
Время тянулось мучительно медленно, я сидела на тюфячке и страдала. Страдала тихо и про себя, не желая провоцировать дальнейший разговор с потерянной душой. А то еще скажу что-нибудь не то, нарвусь, а это, как оказалось, чревато последствиями.
Мною завладели унылые мысли, и самое поганое заключалось в том, что отсутствие оптимизма было вполне обоснованным. Что бы ни говорил Нэрвис, вряд ли кто-то всерьез станет заморачиваться доказательством моей невиновности. Зеленоволосый «по справедливости» отправит меня за решетку, перед этим еще тысячу раз вызвав на допросы, я в ближайшие годы не увижу знаменитых алых рассветов, не постою у Сумеречного моря, не вдохну морозный соленый воздух, не…
— Фрида, ты как? — раздался за дверью голос Нэрвиса.
— Так же, как чувствует себя любой невинно заключенный, — бросила в ответ. — Танцую от радости и пою сиреньи песни.
Страх перед этим стражем отступил, и, что удивительно, я начала воспринимать его как равного себе. С одной стороны, понимала, что он занимает куда более высокое положение, но это его неожиданное участие невольно подкупало.
— Только сейчас узнал, что камера буянила, — с явным облегчением выдохнул Нэрвис. — Слышишь ты, еще раз без спросу такое выкинешь, по камушкам разберу!
— И весь ваш отдел под землю уйдет, — ехидненько отозвалась потерянная душа.
Дверь тяжело отворилась, и показавшийся в проеме страж поманил меня к себе:
— Пойдем, следователь вызывает. Там третий тролль отыскался.
По путаным коридорам я шла, обуреваемая надеждой. Вдруг все-таки ошиблась и сейчас следователь признает меня невиновной? Тимард подтвердит мои слова, рассказав, как все было на самом деле, а зеленоволосый поверит, что к отправителю браслета я не имею никакого отношения.
В камере было темно и, войдя в кабинет, я поморщилась от льющегося из окна света. Когда глаза привыкли к освещению, обнаружила Тимарда, который выглядел уставшим, невыспавшимся и крайне несчастным. Сгорбившись и опустив глаза в пол, тролль стоял на своих двоих рядом с поломанным стулом. Выдержать его вес хлипкой казенной мебели оказалось не под силу.
Учуяв мое присутствие, Тимард вздрогнул всем крупногабаритным телом, но взгляда не поднял. Видно, вину свою чувствовал.
— Присаживайтесь, — предложил следователь, указав на уцелевший стул.
Я села и глубоко вдохнула, морально настраиваясь на очередной утомительный допрос. Ожидания оправдались, и у нас с троллем вышла очная ставка. При ней помимо следователя присутствовали Нэрвис и еще один страж, ведущий соответствующие записи.
Когда все наконец закончилось, Тимарда взяли под стражу за попытку нападения, и отделался он всего десятью сутками заключения. Со мной все было сложнее. Да, непричастность к убитым троллям подтвердилась, но теперь я проходила подозреваемой в деле о контрабанде и связи с пиратами.
