– Чудная церковь, – согласилась я.
– Тринадцатый век, – сообщила Эдит. – Носит имена святого Руфина и святого Валерия, кем бы они ни были.
– Держу пари, что они из Ирландии, – сказала я.
По словам Барри, большинство старофранцузских святых на самом деле были ирландскими миссионерами.
– Насчет этого ничего сказать не могу, но церковь эта была местом остановки пилигримов, следовавших по пути святого Иакова в Сантьяго де Компостела в Испании.
«И она до сих пор остается убежищем для людей», – думала я той ночью, когда мы накладывали жгуты и делали уколы против столбняка. Гангрена означала ампутацию. Из Парижа на такси доставили партию сыворотки. Я вспомнила Луи Дюбуа и «Чудо на Марне». Казалось, это было давным-давно.
Я заснула уже на рассвете и проснулась часа через три. Было 6 июня. В три часа пополудни доктор Дерби вызвал нас с Эдит к себе.
– Я только что получил информацию, что морская пехота выступает в пять, направляясь в леса. Боюсь, что жертв там будет много, поэтому хотел бы оставить машину скорой помощи возле деревни Белло. Нора, вы умеете водить автомобиль? – спросил у меня доктор Дерби.
– Умею, – ответила я.
Не этому ли учил меня Тим Макшейн в наш с ним первый год, когда я думала, что люблю его?
– Я хочу, чтобы вы стояли возле наблюдательного пункта на опушке леса. Возьмите с собой Мориарти. С его рукой я разобрался, он может помочь. Чтобы забрать раненых, они будут ждать темноты. Рисковать не нужно, – продолжил давать наставления доктор Дерби.
Я раздумывала, стоит ли взять с собой «Сенеку», чтобы сделать несколько снимков. Что я тогда сказала Кэролин Уилсон? Важно говорить правду о войне. К тому же, если я этого не сделаю, Флойд меня просто убьет.
Мы с Мориарти стартовали в 4:30. Его рука была на перевязи, а в остальном он, похоже, пребывал в отличной форме.
– Артиллерия должна была крепко потрепать немцев, засевших в лесу, – сказал он. – Наши парни направятся туда на операцию по зачистке территории.
Мы припарковали машину на возвышенности у дороги по другую сторону леса. Я видела, как морские пехотинцы, которых здесь, похоже, было около тысячи, выстраиваются в линию и группируются на краю пшеничного поля, поверхность которого по виду очень отличалась от волн янтарных колосьев в наших прериях. Поле в пятнах красных и синих полевых цветов имело площадь всего несколько акров и тянулось до самого леса Белло Вуд, который стоял стеной, укрытый плотной зеленью июньской листвы.
Послышался боевой клич кельтов – «Ура-а!», – и морпехи ринулись в атаку. Они шли по пояс в пшенице и находились уже на середине пути, когда раздались первые выстрелы из леса.
– Черт. Черт. Черт, – ругался Мориарти. – Это германская артиллерия, и пушек там много. У наших нет шансов.
– Бегите! – кричала я солдатам. – Бегите же!
– Не побегут, – уверенно сказал Мориарти. – Это же морпехи.
Я закрыла глаза и схватилась за голову.
– Вам лучше это увидеть, – посоветовал Мориарти. – Они чертовски храбрые парни.
Но я не могла туда смотреть и совершенно забыла про свою «Сенеку».
К десяти часам появились наши первые раненые. Санитары тащили к машине троих пехотинцев.
– Воды, воды, – повторял один из них. – Очень хочется пить.
– В деревне есть родник. В конце концов, ведь «Белло» в переводе означает «прекрасная вода», – сказал мне Мориарти. – Это в шато возле немецкого штаба.
– А как же немцы? – удивилась я.
– Им сейчас не до этого, – ответил он.
Мы подъехали ко двору шато. Немцы отсюда ушли. Здание было разрушено снарядами. Мориарти спрыгнул, побежал к источнику и наполнил фляги. По дороге обратно он засмеялся.
– Я набрал воды из пасти Дьявольского Пса, – заявил он и показал на фонтан, вырезанный из камня в форме головы собаки.
Он вручил флягу молодому морпеху:
– Пей, приятель, это вылечит тебя.
Я помогла ему наполнять фляги, а потом всю ночь, вытирая кровь с лиц раненых ребят, шептала: «Вода из источника Дьявольского Пса». Мы приняли около сотни человек, но, слава богу, среди них не было ни Джона Нолла, ни Джона Келли, ни Дэна Дейли.
– Нора, Нора!
В церковь принесли еще одного парня.
Флойд. Он был ранен, задело глаз.
– Вот теперь я точно знаю, каково это – быть раненым. И это определенно материал для первой полосы, – заявил он.
Битва при Белло Вуд в определенной степени прославилась благодаря Флойду и Дэну Дейли. В своем очерке Флойд, блеснув литературными навыками, сравнил Дэна с седеющим старым сержантом из новеллы Виктора Гюго. «Чикаго Трибьюн» выделила под его материал пять колонок на первой странице.
Небольшой отряд морской пехоты залег под деревьями на краю пшеничного поля. Двести ярдов совершенно открытого пространства, на другой стороне которого в лесу затаился враг. Я вглядывался в деревья, но не мог ничего разобрать, хотя знал, что за этой листвой прячутся немецкие пулеметы, поливавшие это поле свинцом. Пули срезали колоски и срывали кору со стволов деревьев в трех футах от земли над головами наших морпехов. Приближался момент атаки. В отсутствие лейтенанта, который был ранен и в бою не участвовал, командование взводом взял на себя старый сержант-артиллерист, ветеран морской пехоты. Кожа на его лице, обветренном штормами и опаленном солнцем морских просторов, стала бронзовой от загара. Когда же пришла пора бежать в атаку, он первым под свист пуль выскочил из-за деревьев на край открытого поля, которое ему и его солдатам предстояло взять. Здесь он обернулся, чтобы отдать боевой приказ своему взводу – его товарищам, людям, которых он любил. И он крикнул: «Вперед, сукины вы дети! Хотите жить вечно?»
Это действительно были слова комендора-сержанта Дейли. Он выжил. Как и Джон Келли. А вот тело Джонни Нолла нашли на том самом пшеничном поле на следующее утро.
Через месяц Квентина Рузвельта подстрелили недалеко от небольшого госпиталя его сестры, но ухаживать за ним ей не пришлось. О том, что он погиб, она узнала только тогда, когда немцы опубликовали фотографии с торжественных похорон, которые ему устроили как сыну бывшего президента.
Мы с Флойдом ехали на заднем сиденье «скорой помощи» в Париж. Когда мы вошли в американский госпиталь, он опирался на меня. Героя-журналиста тут встречали с распростертыми объятьями. Даже сама миссис Вандербильт присутствовала здесь, чтобы пожать ему руку.
– Здравствуйте, Нора, – сказала она мне как ни в чем не бывало.
Я ушла искать Маргарет Кирк.
«Вперед, сукины вы дети! Хотите жить вечно?»
Вокруг царил переполох. Думаю, я тоже пребывала в ореоле славы. Но, боже правый, готовясь рассказать Маргарет, что ее младший брат погиб, я от всего сердца жалела, что они тогда проигнорировали мой крик: «Бегите, бегите же!»
