– Вперед, вперед, – подгонял нас Сирил.
Мы брели по ручью, пока не дошли до каменного моста над нами.
– Сможете здесь выбраться? – спросил Сирил.
Цепляясь пальцами за глину, я вскарабкалась вверх по берегу, потом обернулась и помогла Мауре, которая взяла мою руку и поднялась наверх рядом со мной. За ней лез Сирил. Мы прошли по мосту и направились в горы, подальше от озера.
– Питер Кили, – сказала я. – Питер Кили вернулся сюда.
– Никаких вопросов, – оборвал меня Сирил. – Продолжайте идти.
Мы побежали через сад замка. То была истинно сказочная версия этого понятия – «сад замка».
– Маура, а люди, которые тут живут, не прогонят нас? – на всякий случай спросила я.
– Не прогонят, – успокоила она меня.
Дверь нам открыла… монахиня.
– Добро пожаловать в Кайлеморское аббатство, – сказала она.
Ничего себе! Нас повели в трапезную поесть горячего супа с черным хлебом.
– Мы бенедиктинки, – пояснила монахиня. – И правила гостеприимства для нас святы.
Я выяснила, что артиллерийские обстрелы прогнали их из их женского монастыря в Ипре, Бельгия, куда они были вынуждены бежать, когда Кромвель изгнал из Ирландии все религиозные ордены. И вот теперь они вернулись. Замок этот они купили в прошлом году, когда один английский герцог, которому тот принадлежал, умудрился проиграть все деньги своей американской жены. Теперь тут была школа для девочек.
Это аббатство мы покинули одетыми как две монашки, сопровождаемые невысоким священником, а собственные вещи несли в узелке. Снова переоделись мы уже в Карне, в местной церкви. А следующим утром, на рассвете, у ближайшего пирса нас встречал лодочник.
Глава 25
Мы с Сирилом и Маурой вернулись обратно под парусом на púcán. Управлял ею Мартин О’Малли, в прошлом рыбак, брат Майкла О’Малли, того самого, который высадился на побережье Нормандии, чтобы попасть к нам.
– Попутный ветер, – удовлетворенно отметил Мартин О’Малли.
Наш красный парус надувался, и маленькая лодочка резво скользила по поверхности залива Голуэй, так горячо любимого моей бабушкой Онорой. Теперь по нему плыла я. «Как же не хочется, чтобы всякая мразь вроде этих “черно-коричневых“ пятнала своим присутствием эту прекрасную землю», – думала я, глядя на проплывающие мимо берега, укрытые первой весенней зеленью. Где-то здесь, на этом берегу, жила бабушка Онора, здесь она встретила моего деда, Майкла Келли, и вышла за него замуж. Здесь родился и мой отец, Пэдди. Здесь он пережил Великий голод и бежал отсюда. Где-то здесь находился тот самый участок их земли. Где-то здесь.
Я опустила руку в быструю струю воды за бортом, и на веере поднявшихся брызг заиграла радуга.
Во второй половине дня я целый час отмокала в горячей ванне. Вот они, преимущества дорогих отелей. Наконец мои мышцы расслабились. На коже моей были видны синяки, оставленные лапами «черно-коричневых», но это пройдет. Господи, а что, если бы они и вправду изнасиловали меня? Они ведь точно собирались. Как бы я смогла отмыться после такого? А сколько еще других женщин подверглись такому же обращению? Я лежала в теплой воде и вспоминала суровые испытания бабушки Майры. Ее силой заставляли спать с сыном лендлорда. Ее держали в Большом доме, как рабыню, ухаживающую за его детьми. И помощи ждать было неоткуда. «Каждый, кто поднимал руку на хозяина, изгонялся с земли или и того хуже. Это было еще одно оружие, которым они удерживали нас на местах», – рассказывала она мне. Неудивительно, что «черно-коричневые» нападают на ирландских женщин так свободно и безнаказанно.
Что ж, мы отомстим за тебя, бабушка Майра.
Я намылила волосы и нырнула под воду, чтобы смыть пену. Потом насухо вытерла свою шевелюру полотенцем. «В свое время ванна помогла мне так же смыть с себя следы прикосновений Тима Макшейна», – подумала я.
Мистер Смит привез членов комитета назад в Голуэй-Сити на машине, в которой оставался и мой багаж. Поэтому я решила отказаться от твида и надела платье от мадам Симон, навеянное кинематографом, – то самое, о котором Мод заявила, что оно слишком продвинутое для Ирландии. Это была моя версия красной шелковой шали бабушки Майры.
Я взглянула на себя в зеркало. Волосы блестели. Немного румян на щеках. Зеленый креп опускался чуть ниже колен, широкая атласная лента опоясывала заниженную талию. Да, это я. Нора Келли, современная женщина, гражданка Соединенных Штатов, жительница Парижа, профессиональный фотограф. Которая вернулась на землю предков. Которая гордится своей ирландской кровью. И ничего не боится.
Когда я спустилась, в библиотеке вместе с комитетчиками сидел армейский офицер.
– Это капитан Пайк, – представил его мистер Дженсон. – Он пришел поговорить о том инциденте.
Пайк. Знакомое имя. Не родственник ли он того лендлорда, который насиловал бабушку Майру? Одет он был в обычную военную форму, так что явно не принадлежал к «черно-коричневым». Элегантный, сидел, забросив ногу на ногу, сапоги были начищены до блеска, в руке – стек для верховой езды. Типичный британский офицер, просто образец. Он действительно чем-то напоминал моего дядю Томаса – тот же немного срезанный подбородок, впалая грудь. Остальные дети бабушки Майры, Дэниел и Грейс, были похожи на свою мать. Однажды я слышала, как бабушка Онора говорила моей маме: «Томас всегда был не таким, как все». Так, может быть, этот офицер – его сводный брат? Нет, слишком молод. Отец Томаса, вероятно, был дедом этого человека. Тогда выходит, что он – племянник Томаса.
– Пайк? Мне кажется, я уже слышала это имя, – сказала я.
Он встал и, выпятив свою узкую грудь, заявил:
– Это вполне возможно. Мы здесь очень известная фамилия. Нам принадлежит большой серый дом на побережье, примерно в десяти милях к западу отсюда.
– Мерзавцы Пайки, – тихо, но отчетливо произнесла Маура, вошедшая в библиотеку.
Капитан Пайк засмеялся.
– Ах, кое-кто из моих предков действительно был горячим и норовистым. Но мое поколение относится к своим обязанностям очень серьезно. Мы здесь находимся на самом краю империи – крайний западный берег Британии. Чтобы держать местных в узде и поддерживать в этой глуши некое подобие цивилизации, всегда требовалась твердая рука. Совсем как на американских границах. Жаль, мы не можем согнать ирландцев в резервации. Но некоторые поговаривают о том, чтобы создать здесь специальные лагеря. В Южной Африке это сработало. Мне понятно, почему Америка обратилась к сегрегации. Очень важно показывать низшим слоям их место. Так лучше для всех. Смешение рас разрушает общество. Хотя я слышал, что в Америке местные ирландцы вступают в браки даже с неграми.
Я оторопело уставилась на него. С чего же начать?
– Я просто потеряла дар речи перед лицом такого невежества, – сказала я. – Негры, сражавшиеся во Франции во время войны, отмечены правительственными наградами. А что касается браков… Почему бы и нет?
