Затем Макреди записал что-то у меня в паспорте.
– Но вам навсегда запрещается возвращаться в Ирландию. – Он посмотрел на Френча. – Полагаю, вы не возражаете, генерал?
– Хорошо, хорошо, – кивнул тот.
– Но вы не можете отлучать меня от Ирландии, – попыталась спорить я.
– Пойдемте, Нора, – взяла меня под руку Мод.
Я пребывала в каком-то шоке, когда мы с Мод, Шарлоттой и Мэри сели в ожидающее нас такси. Уже почти светало.
– Мы посадим вас на утренний корабль, – сказала Мод. – Лучше всего вам будет уехать.
– Но они схватили меня, угрожали. Я не могу просто так уехать и допустить, чтобы это сошло им с рук.
– Это сошло им с рук? Эти трое – Френч, Макреди, Уилсон – по своей тупой близорукости и невежеству погубили сотни тысяч своих же британских солдат. И ни перед кем не отчитывались. Наоборот – получили повышение. А сюда их послали, чтобы они продолжали убивать, – объяснила мне Мод.
– А вам еще многое нужно сделать, Нора. Проявить свои фотографии и выпустить их на свет, – подала голос Шарлотта.
– Но моя камера и пленки пропали, – возразила я.
Мод лишь улыбнулась.
В порту Сирил вручил мне мой чемодан и футляр с камерой.
– Пойдемте. Мы заказали вам каюту.
Чиновник, проверяющий документы у поднимающихся на борт пассажиров, быстро пролистал мой паспорт, но вдруг резко остановился и поднял на меня недоуменный взгляд. Он уже готов был что-то сказать, но Сирил опередил его:
– Не обращайте внимания на эту устаревшую запись. Через несколько месяцев она не будет иметь никакого значения, – заявил он.
Служащий понимающе кивнул.
– Добро пожаловать на борт, – пригласил он.
Акцент у него был дублинский. Ирландец.
– В один прекрасный день вы обязательно вернетесь, Нора, – заверил меня Сирил. – Как особый гость Республики Ирландия. Но сейчас, думаю, вам нужно сосредоточиться на проявке фотографий.
Глава 27
Париж
Весна, 1921
После возвращения из Ирландии я неделями не выходила из проявочной комнаты лаборатории. Жесткая дисциплина выдерживания пленки в химическом растворе, строго определенное количество секунд отвлекали меня от мыслей о Питере и Пайке, о «черно-коричневых» и Уилсоне.
«Просто делай свою работу, Нора», – говорила я себе.
Первые снимки я печатала с большим волнением. На них женщины и дети стояли, оцепенело глядя в объектив, рядом с руинами своих домов. Мрачные. Но результаты показались мне несколько театральными и каким-то образом преуменьшающими реальность. Поэтому я начала печатать отрешенно. Просто документы. Безучастные документы. Пусть разрушение говорит само за себя, пусть иллюстрирует доклад комитета наряду с отмеченными фактами.
Хотя мне бы хотелось написать пару абзацев для какой-нибудь газеты, чтобы объяснить, что я чувствовала, когда «черно-коричневые» ворвались в загородный дом на озере Лох-Инах. Написать про мерзкие грязные руки, хватавшие меня, Нору Келли из Бриджпорта, Чикаго. Американскую гражданку, черт побери. А им за это ничего. Ирландская женщина – их законная добыча. Насилуйте ее. Убивайте. Для них никаких последствий. Нечего бояться.
«Полиция, полиция!» – вопила бы я, если бы какой-то подлец попытался затянуть меня в темный переулок в Чикаго. Но что делать, если твой насильник и убийца сам и есть та самая полиция?
Я жалела, что не могла описать свой арест, не могла привести слова Макреди и Уилсона. Макреди тогда сказал Уилсону: «Я испытываю отвращение к этой стране». А потом еще назвал де Валера кубинским евреем, нашим соотечественником.
И это при том, что Мод рассказывала мне, что у Макреди у самого есть ирландские корни, а жена его родом из графства Корк.
Сложная сеть связей и отношений. Дворянство, спасающее Ирландию от ирландцев.
Я получила от Джона Куинна чек на сто франков. «Комитет очень доволен», – писал он мне. Мои фотографии сработали мощно. На нужды Ирландии с их помощью было собрано десять миллионов долларов.
От Питера не было ни слова, и единственные реальные новости об Ирландии я узнавала только после мессы в Ирландском колледже по воскресеньям.
Там шла медленная мучительная война, скрытая от всего остального мира. Благодаря туристам мы с мадам Симон постоянно были заняты. В Париже никогда еще не было столько приезжих.
Я постоянно поглядывала по сторонам, пытаясь заметить того «регбиста» или кого-то еще, на него похожего, но британцы, похоже, утратили ко мне всяческий интерес.
Ранним апрельским утром, в пять часов, я услышала тихий стук в дверь моей студии.
«Питер», – подумала я.
– Питер, – сказала я и открыла дверь.
– Простите, миссис. Это всего лишь я.
– Сирил! Ради бога, что вы здесь делаете?
– Не уверен, что ради Бога, – скорее ради себя самого.
Я улыбнулась ему, хотя и была очень разочарована.
Сколько раз я представляла себе эту картину: приезд Питера, наше воссоединение, наше…
– Я ужасно голоден, миссис, – тем временем заявил Сирил. – И не отказался бы от жаркого.
– Ну, у меня есть яйца. Могу приготовить вам омлет, – предложила я.
– Предпочту получить их в сыром виде. Дайте мне сковородку с длинной ручкой и много-много масла, а все остальное я беру на себя, – усмехнулся он.
Сирил не только сделал яичницу, но и поджарил ломтики багета, а во время завтрака болтал без умолку:
– «Черно-коричневые» совершили налет на дом моей матери. Они постоянно это делают. Терроризируют наши трущобы. Ездят по улице на грузовиках. Даже танки пригоняют. Нелепо. Мы слышали об их планах бомбить Дублин. Представьте себе аэропланы, летящие над жилыми кварталами. И расстреливающие гражданское население, словно вражеские войска. Англичане освещают дома яркими прожекторами. Народ напуган, сирены, неразбериха. Солдаты ходят по квартирам, взламывают двери, поднимают людей с постели и выгоняют на улицу. Дети, у которых и в лучшие времена теплых вещей мало, ночью просто дрожат от холода. Они заявляют, что ищут фениев, ищут оружие. Но на самом деле просто хотят запугать население. Чтобы матери не пускали своих сыновей присоединяться к борьбе. Но эффект, конечно, противоположный. После каждого такого рейда мы получаем новых добровольцев. Мик говорит, что нам нужно написать «черно-коричневым» благодарственное письмо. Они настолько жестоки, что даже король Георг хочет уже, чтобы они ушли. Дев вернулся в Ирландию. В мае состоятся выборы в скромный карликовый парламент, который дали нам британцы. Слишком маленький и слишком поздно. Всегда одна и та же ошибка с их стороны. Но когда Шинн Фейн одержит победу и он будет избран демократическим путем… – Сирил то повышал, то понижал тон, превращая свою речь в музыку, – тогда уж мир заметит это. Как знать? Дев хочет, чтобы Мик прекратил свою партизанщину и вышел драться с британской армией лицом к лицу, в духе маркиза Куинсберри
[198]. Мик только рассмеялся и сказал ему, чтобы тот переговорил с кем-нибудь из парней, сражавшихся на Сомме или под Ипром. Как бы там ни было…
