– А де Валера?
– У нас на родине кое-кто считает, что вся эта история с мужем-испанцем сомнительна. Его мать работала в Большом доме, а потом вдруг ни с того ни с сего неожиданно уехала в Америку.
«Боже мой, – подумала я. – Неужели мать де Валера была еще одной жертвой лендлордов?»
В дверях кухни появился Шон.
– Почти готово? – поинтересовался он. На самом деле это значило «пошевеливайтесь». – Не слишком-то вежливо насмехаться над президентом, – выговорил он Мэй.
– Я ничего не имела в виду… – начала оправдываться она.
– О господи, Шон, – попыталась разрядить обстановку я. – Ну кому есть дело до того, кто был отцом де Валера?
– Ему есть дело, – отрезал Шон.
В дверь постучали.
– Я сам открою, – сказал он.
Мы с Мэй ожидали увидеть какого-то представителя из правительства. Я представляла себе, как за обедом у меня дома примиряются политические силы, выступающие за договор и против него. Тогда я сделала бы историческое фото.
Но кого же мы увидели, выглянув в коридор? Только герцога Тетуанского. Одного. Он был закутан в плащ, а низко на глаза надвинул мягкую фетровую шляпу.
– За вами не было слежки? – спросил у него Шон, принимая плащ и шляпу герцога.
Так у меня появился повод зайти в комнату.
– Я заберу это, – сказала я Шону.
Герцог сразу направился к Де Валера, который поставил свой бокал с вином.
– Итак?.. – нетерпеливо произнес он, вставая.
– Да, я считаю доказательства вполне убедительными, – ответил герцог. – Ваш отец, Хуан Вивион де Валера, действительно был родственником Marqués de Auñôn
[199]. И члены его семьи действительно уехали на Кубу.
– Моя мать всегда утверждала, что у семьи де Валера была своя сахарная плантация, – сказал президент.
Герцог кивнул:
– Все верно. Так что вы, сэр, – наследник испанского гранда.
Герцог взял де Валера за плечи и поцеловал в обе щеки.
– Вот это да, – вырвалось у меня.
Шон тут же завернул меня на кухню.
– Ланч, – скомандовал он.
Пока мы с Мэй наполняли тарелки, я слышала, что приехал четвертый гость. Американец, судя по его выговору.
Мы с Мэй подали ланч на столы у огня.
– Вам, случайно, никуда не нужно уйти? – задал провокационный вопрос Шон.
– Нет, – огрызнулась я.
Пусть я буду сидеть на кухне, но из собственного дома никуда не уйду.
Конечно, моя квартирка такая маленькая, что нам с Мэй даже через закрытую дверь кухни было слышно все до последнего слова. Американец, похоже, докладывал де Валера.
– Ваша мать родилась 23 декабря 1858 года в Брери, графство Лимерик, – начал он.
– Это я знаю, – прервал его де Валера. – Вы впустую тратите мое время.
– Прошу вас, сэр, я предпочитаю излагать все в хронологическом порядке, – ответил тот.
– Это вздор, – нервничал де Валера.
– Спокойнее, – услышала я голос Шона.
Американец продолжал:
– После того как ваш отец, Патрик Колл, умер, она в возрасте шестнадцати лет пошла на услужение в дом Томаса Аткинсона.
Мэй на кухне в волнении сжала мою руку.
– Это он, тот лендлорд, – прошептала она мне.
– Она оставила это место работы и отправилась за океан на пароходе «Невада», который прибыл в Нью-Йорк 2 октября 1879 года. Вы же, как известно, родились в октябре 1882-го, то есть через три года после этого.
Он выдержал многозначительную паузу.
– Выходит, он не сын того лендлорда, – прошептала Мэй.
Я подозревала, что де Валера сейчас думает об этом же. А рассказывал ему все это, по-видимому, детектив.
– Я обнаружил запись о том, что она проживала по адресу Блоссом-стрит, 98, Бруклин, – сказал тот мужчина.
– Бруклин, – задумчиво повторил де Валера. – Она никогда про Бруклин не упоминала.
– Она жила у одной очень известной американской семьи, – продолжил детектив. – В качестве прислуги, разумеется.
– Известной? – переспросил де Валера. – И кто же они? Судьи? Адвокаты? Бизнесмены?
– Нет, – ответил американец. – Их звали Марта и Фрэнк Жиро, но Фрэнк больше известен по своему профессиональному псевдониму – Фрэнк Жирар.
– Псевдониму? – удивился де Валера.
– Да, – ответил детектив. – Он знаменит по своим водевилям.
– Водевилям? – снова переспросил президент.
– Он актер, – объяснил детектив. – Выступал в музыкальных шоу. А потом сделал свой цирковой номер – силач. У меня есть его фотография.
– Ух ты, я же его видела! – прошептала я Мэй. – Конечно. Фрэнк Жирар. Он выступал в театре Маквикера с Тони Пастором. Пойдемте-ка.
Мы подошли к столу и начали убирать посуду.
– Надеюсь, вам понравилось, – сказала я. – У нас приготовлен для вас еще яблочный пирог.
Де Валера рассматривал фотографию у себя в руках.
– О! – воскликнула я. – Это же Фрэнк Жирар и Чарльз Верли. Я видела их на сцене.
Первым пришел в себя герцог:
– Мадемуазель, вы нам мешаете.
– Ох, простите, – извинилась я. – Но я правда видела этот водевиль.
Я наклонилась и показала пальцем на фигуры на снимке:
– Видите, мистер де Валера, этого высокого мужчину, одетого римским центурионом? Это Фрэнк. Он играл силача. А вот тот, что балансирует у него на плечах вверх ногами, с посиневшим лицом и в каких-то отрепьях, – это Чарльз Верли.
Де Валера вопросительно посмотрел на Шона:
– О чем толкует эта женщина?
– Сэр, я вот о чем подумала, – не унималась я. – Если ваша мать жила у Жираров, она должна была встречаться с кучей интересных людей. Нора Бей, и Дейзи Ринг, и…
– Ваш отец, – подхватил мою мысль детектив, – вероятно, был другом семьи Жираров.
– Моя мать всегда говорила мне, что он был музыкантом, – рассеянно заметил де Валера.
– Но, возможно, ваш отец также выступал в водевилях, – закончила я.
– Я не уверен, что потомку Marqués de Auñôn было бы пристойно лицедействовать, – фыркнул герцог Тетуанский.
– Мы принесем десерт, – заявила Мэй и силой вытащила меня на кухню.
– Почему вы увели меня оттуда? – возмутилась я.
– Ради бога, Нора, что вы так ухватились за этого здоровилу Жирара? Со стороны это звучит так, будто вы предполагаете, что отцом де Валера был именно он.
