Она взглянула на мой жакет и пожала плечами. Видимо, для мадемуазель Шанель я была недостаточно стильной, а для Ирландского колледжа – недостаточно благочестивой.
Повисло неловкое молчание. Его нарушил отец Кевин:
– Все в этом мире преходяще, однако Господь вложил в наши сердца вечное. Хотя и запер наши души в плоть.
– Причем плоти этой у некоторых побольше, чем у других, – вставил фермер Дэн Салливан, похлопав себя по внушительному животу.
Все засмеялись – за исключением мадемуазель Шанель. «Что за неприятный человек?» – подумала я и мысленно порадовалась, что мадам Симон не позволяет мне водить к ней своих дам. Она бы просто оскорбила их.
Слово взяла Мэй.
– Нора проводит замечательные экскурсии по Парижу для американских женщин, интересующихся искусством, – она покосилась на меня, – и шопингом.
Это замечание привлекло внимание Кейпела.
– Она должна приводить их в магазин Габриэль. Мы нуждаемся во всех клиентах, каких только сможем найти. Верно, Коко?
Она не ответила. Тогда Кейпел слегка толкнул ее локтем.
– Oui, – сказала она.
– Давай по-английски, – не отставал ее спутник.
Шанель попыталась перевести французское «пожалуйста», s’il vous plaît, на английский. Получилось «вы plaît».
– Пожалуйста, – поправил Кейпел.
– Visitez, – продолжала она.
– Приходите, – снова перевел он и добавил: – Она медленно учится.
Коко сердито смотрела в пол.
«Она задира, – подумала я. – И сильная. За этой утонченной внешностью в ней прячется что-то от Тима Макшейна».
В этот момент к нам подошел Питер. Его твидовый пиджак был помят, воротничок белой сорочки – потерт, тем не менее эта небрежность делала его более элегантным, чем Артур Кейпел. Меня он в упор не видел.
– Так повезло ли вам найти тот манускрипт, Кили? – спросил Кейпел еще до того, как они с Питером успели поздороваться.
– Вас преследуют фантазии, Кейпел, – покачал головой Питер, а затем объяснил всем остальным: – Он убежден, что один его предок в семнадцатом веке жил в этом колледже и оставил после себя некий бесценный манускрипт.
– Об этом мне рассказывал мой дядя, монсеньор Томас Кейпел.
– О, так у вас есть дядя-священнослужитель? – удивилась я. – В Англии?
– В Америке, – ответил он.
– Правда? Случайно не в Чикаго?
– Я не контактирую с ним, – сказал Кейпел и снова повернулся к Питеру. – У нас был предок, дворянин, служивший в армии короля Джеймса. Он был со своим королем в Тринити-колледже и спас ирландский манускрипт. Я верю, что он находится здесь. Наш род пережил тяжелые времена, а мой отец… Он незнатного происхождения, хотя Господь наградил его талантом в бизнесе. Но сейчас я хочу заявить свои права на это наследие.
– Конечно, был такой Артур Кейпел, Граф Эссекский, – согласился Питер. – Но он убил святого Оливера Планкетта
[65], так что это не тот человек, родством с которым следовало бы гордиться.
Габриэль что-то сказала Кейпелу по-французски, я расслышала лишь mal du têtê
[66].
– Моя спутница неважно себя чувствует, – сказал Кейпел. – Мы, пожалуй, пойдем. Продолжайте поиски, Кили. Я хочу выкупить этот манускрипт. Цена не имеет значения.
* * *
– Мало этому парню быть просто богатым. Он хочет быть еще и знатным, – сказал Питер.
– Ну, ведь его дядя – высокопоставленный священник, – заметила я.
– Это плачевная история, – вздохнул отец Кевин. – Отец Томас Кейпел был очень популярным священником в Лондоне. У него была масса новообращенных из высшего общества. Получил звание монсеньора. Стал любимцем дам с высокими титулами. И в этом смысле перестарался. От их мужей начали поступать обвинения в… в общем, в недостойном поведении. Томас все обвинения отвергнул, назвав их антикатолической клеветой и заявив, что против него лично ведется целенаправленная кампания. Кто знает? Но кардинал Мэннинг отослал его в Америку. Томас преуменьшает свои ирландские корни. Я подозреваю, что он родился в Ирландии, как и отец Артура. А сам Артур теперь англичанин, и у него достаточно денег, чтобы стать аристократом. Думаю, ничего плохого в этом нет. У Томаса была такая же тяга к величию и знатности. Он видел себя каким-то епископом времен Ренессанса. Временами я думаю, что нам следовало бы снова разрешить священникам жениться. Хорошая жена могла бы приструнить Томаса.
– А где именно в Америке он обитает? – спросила я.
– В Калифорнии, кажется.
– Никогда там не была, – призналась я. – Мой дом – Чикаго.
– Чикаго? – переспросил отец Кевин. – Некоторые из родственников моего отца перебрались туда из Корка.
О нет. В Килгуббине полно тех, кто мог бы выложить ему в письмах все сплетни о Норе Келли.
– Мы потеряли связь с ними еще в прошлом поколении, – сказал отец Кевин.
Я почувствовала, как мои плечи немного расслабились. Впрочем, другие скандалы там уже давно должны были затмить произведенный мной.
Отец Кевин спросил, видела ли я уже их сад, и увлек меня за собой.
Питер со мной так и не заговорил. Я последовала за священником, все еще сжимая в руках кружку с чаем.
Мы присели на лавочку под деревьями в глубине сада.
– Итак, – сказал отец Кевин и замолчал.
Я попыталась отыскать на дне своей чашки последнюю каплю чая.
– Вы выглядели недовольной, когда я упомянул о своих связях в Чикаго.
– О нет, мне кажется, это замечательно. Просто… В настоящее время я не поддерживаю связи с Чикаго.
Я продолжала разглядывать дно своей чашки.
– Ладно, – сказал он после затянувшейся паузы. – И сегодня вы пришли на мессу, чтобы?..
– Ну, я посещала пешие экскурсии профессора Кили и…
– Неужели? Когда он подошел к нам, то сделал вид, что незнаком с вами. Я даже собирался представить вас друг другу, но…
– Видите ли, отче, произошло следующее. Я пыталась нанять профессора Кили, но, по словам Мэй, этим оскорбила его. Мне бы хотелось исправить эту оплошность.
– Что ж, довольно откровенно. Я завидую вашей, американцев, способности сразу переходить к делу. Ирландцы склонны выбирать окольные пути.
– Я ирландка, отче.
– Ну, тогда скажем, что вы воспитывались в другой обстановке. Так какую работу вы предлагали профессору Кили?
