– За это вам особое спасибо, – сказала я и слегка поклонилась, протискиваясь мимо нее при выходе из купе вагона.
На вокзале тоже были солдаты. Я заметила двоих офицеров в остроконечных касках, внимательно оглядывающих пассажиров, которые предъявляли свои билеты. Но меня они не остановили. Это хорошо. Первый шаг был сделан.
Мод забронировала для меня номер в небольшой гостинице. Располагалась она, должно быть, в самой старой части города, потому что дома тут были наполовину деревянные, как на картинах, изображающих Англию во времена Шекспира.
Портье за стойкой на входе обратился ко мне на французском языке, который неожиданным образом звучал здесь очень приятно и знакомо.
– Я всего на одну ночь, – ответила ему я. – Хочу сходить к Пасхальной мессе в одиннадцать часов.
Именно там я должна была встретиться с агентом – это слово до сих пор вызывало во мне трепет. В 12:30 перед астрономическими часами у Башни ангелов.
Потом я сказала клерку, что хотела бы найти ресторан, где подают… Это я прочитала ему по бумажке:
– Flammekueche, sauerkraut и Gerwürztraminer.
– Вы хотели сказать, tart flambé
[137] и choucroute
[138], – сказал он.
– Что, правда?
Он сказал мне, что эльзасская кухня очень вкусна, но я не могу пойти ужинать одна.
По-французски он говорил быстро, но смысл я улавливала. Любой ресторан, куда бы я ни отправилась, будет полон немецких солдат, которые там выпивают и закусывают. Может быть, я соглашусь на ужин в номере, куда мне доставят все эти эльзасские блюда?
Я поинтересовалась у него насчет экскурсии на лодке по каналам, окружающим город, о которой читала в объявлении.
– Non, – быстро ответил он. – Non. Non. Beaucoup le Boche
[139].
Выходит, все мое знакомство со Страсбургом сведется к созерцанию вида из гостиничного окна. Даже Матиссу вряд ли удалось бы выудить хоть что-то из стены дома перед моими глазами. Но еда и вправду была вкусной.
С конвертом под подушкой, в котором лежал переводной вексель на десять тысяч долларов, заснуть было трудно. Но, допив Gewürztraminer, я начала ощущать приятную сонливость. Вот и еще одна причина оставаться мертвой во Франции. В Чикаго никакого вина нет.
Я проснулась и вышла рано. Яркое солнце освещало белые стены домов, перечеркнутые накрест деревянными балками. Я понимала, почему французы хотят вернуть этот город. Он очень красив. Я нашла собор, очень напоминающий Нотр-Дам. То же круглое окно-розетка, те же готические арки и шпили. Но этот собор был построен из розоватого камня, который как будто светился этим Пасхальным утром. Внутри церкви было сумрачно, лишь у алтаря сияли огоньки праздничных свечек.
На священниках в процессии, направляющейся к алтарю, когда началась служба, было очень красивое и необычное облачение. Introibo ad altare Dei. Латинский текст мессы был мне знаком, но ведущий службу энергичный с виду священник произносил проповедь на немецком. Среди конгрегации было много немецких солдат в военной форме. Они пристально смотрели на него. Было нечто воинственное в словах, которые раздавались с кафедры. Я представила себе французских солдат, которые сейчас находились на мессе в Нотр-Дам-де-Пари. Они молились о мире? Видимо, нет. Они просили победы, что бы это ни означало.
После мессы перед знаменитыми астрономическими часами собралась большая толпа. Место для встречи с моим контактом было выбрано глупо, подумала я. И очень типично для Мод – она всегда излишне театральна. Ну почему не какой-нибудь темный укромный уголок где-то на заднем плане? До сих пор с момента, когда я встала с поезда, никто в Страсбурге не обращал на меня ни малейшего внимания. Но что будет, если кто-то из этой толпы заметит подозрительный обмен между двумя иностранцами? Прямо сейчас вокруг меня много немецких солдат. Смотрят ли они на меня?
– Немцы убеждены, что каждый британский турист – шпион, потому что их немецкие туристы действительно часто занимаются сбором разведывательной информации, – объяснила мне Мод. – Так что они могут подозревать и американцев тоже.
– Выходит, то, что я безобидная туристка, не спасет, если меня поймают? – спросила я ее.
– А вы не давайте себя поймать, – ответила она.
Поэтому сейчас я была настороже и твердо намерена не отвлекаться на разные механические шоу с часами.
Но когда фигуры начали двигаться, я зачарованно замерла на месте.
Сначала искусно разрисованный ангел зазвонил в колокол, и это вызвало появление второго ангела. Затем вперед выдвинулась Смерть, чтобы наблюдать парад, олицетворяющий круговорот жизни, – мимо нее последовательно прошли ребенок, юноша, взрослый мужчина и старик. После них перед Христом выстроились двенадцать апостолов. Толпа аплодировала. Поэтому никто не слышал, как женщина рядом со мной, аккуратно подбирая английские слова, сказала:
– На то, чтобы отстроить этот собор, ушло более двухсот пятидесяти лет.
Это был пароль.
– А моей стране не исполнилось пока даже двухсот, – ответила я.
Она вручила мне путеводитель:
– Возможно, вы захотите узнать об этом больше.
Я взяла книгу и села на плетеный стул, чтобы просмотреть ее. На даме была шляпа с вуалью, закрывающей лицо, и, по-моему, она была старше меня. Женщина умышленно прикрыла меня собой, когда я вложила конверт с чеком в книгу, закрыла ее и возвратила ей.
– Благодарю вас, – сказала я. – Очень интересно.
Она уже спрятала книгу в свою сумочку, когда я ощутила прикосновение к своему плечу. Проклятье, это был немецкий солдат. Точнее, офицер, судя по золотой нашивке на рукаве его мундира.
– Вы англичанка?
Слова он произносил с неприятным булькающим звуком. Да, он явно не был знатоком языков, этот тип. В руках он держал остроконечный шлем. Высокий, недурной внешности, седовласый, с каким-то напряженным каменным лицом. Он был староват для того, чтобы просто заигрывать со мной. Беда.
– Англичанка? Я? Господи, нет конечно. Я американка, генерал, из Милуоки, штат Висконсин. Стоп, не подсказывайте мне. У вас, наверное, есть кузен в Милуоки? На пивоварне Шлитца или, может быть, у Пабста? У меня пока что не было возможности попробовать ваше пиво, но должна сказать, что и ваше Gerwürztraminer бьет в голову, так что…
