Прошло уже несколько дней, а Давид так и не появлялся. Не звонил, не писал, по всей видимости, ему больше нечего было мне сказать. А вот у меня накопилось столько всего, доводов, причин – и помириться, и расстаться. У меня никак не получалось договориться с самой собой, и это главное, что сводило с ума – неопределённость. Я ведь продолжала ждать его появления, не смотря ни на что. Называла себя глупой, и всё равно ждала. Мне необходимо было решить, понять для себя, что делать дальше. Конечно, более умная, более смелая и взрослая женщина взяла бы и набрала его номер, и спросила напрямую, а я, каждый раз беря в руки телефон, понимала, что мне откажет голос в тот же момент, как Давид ответит на мой звонок. И я не звонила, я ждала. А ждать – это самое невыносимое, самое ужасное и тягостное, что может случиться с человеком.
И, наверное, именно поэтому, чтобы как-то избавиться от тяжести в душе и прервать бессмысленное ожидание, я и поехала в этот Нижнеколоменский проезд. Проснувшись чуть свет, и осознав, что уснуть больше не смогу, я просидела пару часов на кухне, пила кофе и наблюдала, как за окном становится светлее, во дворе начинает бурлить привычная, каждодневная жизнь. А потом в один момент решилась, поднялась из-за стола и отправилась переодеваться. До начала рабочей смены оставалось пять часов, и я решила, что этого времени мне должно вполне хватить для того, чтобы выяснить, что же меня ждёт по этому адресу. А, при необходимости, и успокоиться.
Чего ждать, я совершенно не представляла. Точнее, столько всяких гипотез настроила, что Алина Потапова могла бы собой гордиться. Сна и покоя она меня лишила. Кстати, у меня мелькнула мысль, что бывшая жена Давида могла всё выдумать, чтобы поставить меня в ещё более глупое и унизительное положение. Правда, я вспомнила выражение её глаз в тот момент, и мысль об обмане решительно отмела. Что-то за всем этим стояло, что-то серьёзное, и это что-то ей также не давало покоя.
Таксист привёз меня на Нижнеколоменский проезд, и мы некоторое время катались между старыми, трёхэтажными домами, пытаясь найти дом под номером два. Я смотрела в окно на почти сельский пейзаж, с белёными домами, с палисадниками полными цветов, и с кособокими лавочками перед подъездами. В ветхих домах не было балконов, и бельё на уличных верёвках здесь сушилось повсеместно. И не смотря на разгар рабочего утра, на улице было тихо, словно день здесь начинался значительно позже, чем во всём городе. Здесь никто не торопился и никуда не бежал – ни в школу, ни на работу.
- Школа здесь раньше была, - сказал мне таксист, разговорившись. – Я помню. На окраине, деревянная. А потом её снесли, а новую так и не построили, дети теперь на автобусе на Васильевскую ездят. У меня здесь тётка когда-то жила, и брат в той школе и учился. А потом они в город переехали.
- Это тоже город, - удивилась я. – Просто окраина.
- Слишком крайняя окраина, - усмехнулся мужчина. – Деревня деревней.
А, по мне, здесь было довольно мило. Я поблагодарила водителя, когда он остановился у дома под номером два, расплатилась и вышла из автомобиля. Принялась оглядываться. Конечно, было несколько странно видеть покосившиеся сараи неподалёку, брошенные на газоне детские велосипеды, далеко не новые, цветы, растущие повсюду, словно на огороде, а особенно, чужое нижнее бельё выдающегося размера на бельевой верёвке, но от всего этого веяло странным спокойствием. По всей видимости, жизнь здесь текла вяло и неспешно, все друг друга знали, и вряд ли опасались быть ограбленными. Всё на виду.
Я постояла перед подъездом нужного мне дома, разглядывая ветхое крыльцо и кота на ступеньке, толстого, с недовольной мордой. Кот на меня косился, потом сделал несколько шагов и лёг на траву. А я продолжала стоять и смотреть на дом, на окна. Восьмая квартира, совершенно точно, находится на втором этаже. Вот только, что я скажу, когда позвоню в дверь? Если даже сама не представляю, зачем приехала и что собираюсь выяснять.
Стоять и глазеть на окна старого дома, можно было бесконечно долго, меня спугнула тётка в цветастом халате, что появилась на крыльце соседнего подъезда и принялась ко мне с подозрением присматриваться. Живя на этой улице, точно не стоит бояться воров и бандитов, незамеченным не пройдёт никто. Чтобы избавиться от прокурорского взгляда исподлобья, я поспешила зайти в подъезд. Поднялась на второй этаж по кособокой деревянной лестнице. В маленьком подъезде пахло хлоркой от намытой лестницы, а на подоконнике цвели герани. Ощущение, что я попала в странный сон.
Дверь в восьмую квартиру оказалась новой, дорогой, единственная подобная в подъезде. Я в последний раз мысленно сказала себе, что я дура, ведусь на придумки Алины Потаповой, а после нажала на кнопку звонка у двери. И замерла в ожидании.
Из-за двери не доносилось ни звука, мне уже показалось, что я жду бессмысленно и довольно долго, как вдруг услышала звук отпираемого замка. Тяжёлая дверь открылась, и я увидела женщину. Она куталась в махровый халат, выглядела бледной и сонной. А ещё уставшей и какой-то неживой. У неё даже взгляд был неживой, равнодушный и тусклый.
- Вы что-то хотели?
Я на мгновение замялась, после чего сделала попытку улыбнуться.
- Здравствуйте. Я ищу… Марию Кочергину. Мне дали этот адрес, но я не уверена…
Женщина открыла дверь чуть шире.
- Я Мария Кочергина. Что вы хотели?
А, на самом деле, что я хотела?
Я смотрела на неё, и понимала, что мне нечего ей сказать. И не о чем её спросить. Передо мной стояла обычная женщина среднего возраста, не красавица, уставшая и измотанная. Отёкшее лицо с заметными припухлостями под глазами, волосы тусклые и в беспорядке, будто она только что встала с постели. Неухоженная, в потёртом, свалявшемся от долгой носки махровом халате, и в дешёвых тапочках с вышитым бисером цветком.
Я с трудом заставила себя оторвать взгляд от её лица, всё пыталась понять, что же Алина хотела мне сказать, направив к этой женщине, и поэтому выдала первое, что пришло в голову:
- Мне дали ваш адрес… Алина Потапова.
- Алина? – переспросила женщина, и я впервые заметила в её взгляде искру любопытства. – Зачем?
Вот тут я пожала плечами и честно сказала:
- Не знаю.
Женщина ещё секунду ко мне приглядывалась, затем открыла дверь шире и предложила:
- Проходите.
Я, если честно, в первую секунду замешкалась, но затем всё же переступила порог её квартиры.
Маленькая прихожая, не больше, чем моя собственная, мебель не новая, обои на углу изрисованы, видимо, ребёнком. Но в квартире тихо, кажется, никого больше нет.
- Проходите на кухню, - сказала Мария и добавила: - раз уж пришли. Не разувайтесь.
Я прошла по узкому коридору на маленькую кухню, окинула быстрым взглядом царивший там бардак, немытые чашки на столе, недоеденный бутерброд на тарелке, пакет с мусором у стены. Я остановилась в нерешительности, но за моей спиной появилась хозяйкой и подсказала:
