И без лишних разговоров Илья за руку повел за собой.
В репетиционную. Этого Майя и боялась. Дверь за ними закрылась, отрезая все пути к отступлению.
– Я хочу послушать, как ты играешь. Ты же ведь пробовала? Тебе неделю назад сняли шину.
Он говорил спокойно. Четко выговаривая слова. С паузами, чтобы она совершенно точно его поняла. Да как тут не понять? Но и сказать в ответ нечего. Майя хмурилась, терла лоб, прикусывала губу. Ничего не помогло. Он игнорировал все ее знаки и намеки, стоял напротив, сложив руки на груди. Ждал. И пришлось сказать правду. Иного выхода просто не было.
– Я не буду играть.
– Почему? – мгновенный, как порыв встречного ветра, вопрос.
– Не могу, – совсем тихо. Уже сдаваясь.
– Не можешь? Или не хочешь? – у него сузились глаза. – Или тебя не устраивают условия? – быстрым взмахом руки обвел комнату.
Она не узнавала Илью. Он был резкий, даже нервный. Где ее спокойный рассудительный Июль? Что он хочет от нее?! Заплакать бы, но слезы кончились еще пару недель назад. На смену им пришло оцепенение. Сейчас кончилось и оно.
Майя прошла к окну и уставилась за стекло. Нет, она не видела, что там, за ним. Ей нужно было отвернуться, чтобы сказать. Есть вещи, которые почти невозможно объяснить. Но кто ее поймет, если не он? Уставилась в темно-коричневый деревянный подоконник и заговорила. Голос поначалу звучал хрипло, словно она долго-долго молчала. Но потом – ничего, выправился.
– У меня цветной слух. По-научному эта… особенность восприятия называется синестезия – если в общем. Конкретно в моем случае – фонопсия. Нет, я не сумасшедшая, не бойся, – решилась обернуться. Илья стоял на том же месте и смотрел. Внимательно. Кажется, понимал. Пока понимал. Но она сказала еще не все. – Для меня просто каждый звук имеет цвет. Я мелодии запоминаю по цвету. Синий-малиновый-оранжевый-зеленый. А сейчас… сейчас… – нет, все-таки отвернуться. Не может это сказать в лицо. И голос совсем стих. – А сейчас я ослепла.
Вот. Она это сказала. Это звучит как бред. И это сущая правда.
– Совсем? – его негромкий голос раздался рядом, за спиной.
– Совсем, – терять было нечего, и слова потекли сами собой. – Тишина. Такая страшная тишина вокруг… И темнота.
– И меня не видишь? – крепкие руки обняли.
Майя оторвала взгляд от подоконника. В стекле отражения не было – за окном царил долгий июньский день, который все никак не желал уступать свои права вечеру.
Как тебя можно не видеть, Июль?
Она откинулась назад, прижимаясь лопатками, затылком.
– Тебя я сердцем чувствую. Даже в темноте и тишине.
Мужские руки сжались крепче. Очень крепко и сильно. Слова она услышала не ухом. Может быть, догадалась по движению губ, прижимавшихся к макушке. Или он говорил прямо с ее сердцем.
– Девочка моя, моя Май.
После его слов потекли слезы. Сквозь них Майя еще успела прошептать:
– Я же говорила, что ты Июль. Жаркое золотое солнце в голубой лазури, – а потом, развернувшись и уткнувшись носом ему в грудь, попросила: – Не спрашивай меня про экзамены. Пожалуйста.
– Не буду.
Они так стояли долго. У окна, за которым постепенно и очень медленно догорал длинный июньский день. Она немного плакала ему в футболку. Он неспешно гладил ее по голове.
У них было в тот момент общее на двоих чувство. Облегчение.
Она сказала.
Он понял.
***
Илья долго не мог заснуть. Он лежал с открытыми глазами и слушал дыхание Май. Думал. Должен быть выход. Обязательно должен быть выход.
После того, как она все рассказала, призналась в невозможности играть, как ни странно – отпустило. Исчезло то удушающее чувство, которое сразу же возникло в коридоре при встрече. Когда Илья понял, что все стало еще хуже. Словно у ног Май – пропасть. И он не может удержать. Вроде хватает за руку, но натыкается на пустоту. Раз за разом. Почти уже месяц.
А потом – отпустило. Илья не знал, что делать, не представлял даже. Но, признавшись, Майя снова стала близкой. Доверилась. Уснула, обняв. Если бы он мог прогнать ее тишину и темноту! Если бы мог…
Надо что-то делать. Илья осторожно высвободился из рук Май и встал. Долго тер ладонями лицо, а потом пошел на кухню.
Зимой ему казалось, что влюбленность маленькой скрипачки пройдет, и он ее отпустит к тому, кто больше подойдет по возрасту, интересам, стилю жизни. По всему, в общем. А сейчас… сейчас даже мысль о ее исчезновении из его жизни казалась недопустимой.
Илья Май не отдаст. Никому. И уж тем более тишине и темноте.
Встречать новые сутки с виски в руках – это что-то новое. Мозг работал как процессор, который запустили для решения конкретной задачи. Задачи повышенной сложности, где бессильны деньги и знакомства.
Или не бессильны…
На следующий день, сидя в своем кабинете и сделав перерыв в разборе накопившихся за время отсутствия документов, Илья набрал номер. Тот номер, по которому, как он был уверен, больше не позвонит никогда. Наступил на горло собственной гордости. Ради Май. Слушал гудки долго. А потом соединение все же произошло.
– Здравствуй, Илья.
– Здравствуй.
Пауза, а потом с запинкой:
– Я слушаю.
– Мне надо с тобой встретиться.
Снова пауза. На этот раз дольше. И, наконец, решение:
– Хорошо.
– Когда? Где?
– Сможешь подъехать ко мне? Я выйду.
– Смогу. Адрес тот же?
– Да.
– Буду через сорок минут.
Ровно через сорок минут он припарковался. Ровно через сорок минут дверь подъезда распахнулась. Илья вышел из машины. Дуня вышла из дома.
Это было очень странное ощущение – всматриваться в лицо друг друга. А они именно всматривались. Оба.
Те же глаза, взгляд, мимика, жесты.
Совсем другие глаза, взгляд, мимика, жесты.
Чужие.
– Давай, если ты не против, присядем на лавочке около детской площадки, – предложила Дуня.
Илья кивнул головой. Они шли молча. Евдокия чуть впереди. У нее немного изменилась фигура. Стала более плавной, женской. И сама она не такая… появилась степенность, что ли.
Когда сели, Илья заметил поблескивавшее на пальце обручальное кольцо в паре с другим, наверное, помолвочным. А вот редкие веснушки на носу прежние. Когда-то он их любил. А сейчас… Илья с удивлением обнаружил, что сейчас нет прежней боли, и сердце не екает, и вообще, при взгляде на женщину рядом в голове возникает лишь констатация факта: «Это Дуня. Когда-то мы были вместе. Сейчас она жена другого». И все. Внутри пустота.
