В этих строках ужасны две вещи. Во-первых, 14 сентября, когда, как мы вскоре узнаем, Синтрская Конвенция уже давно была подписана и ни одного француза уже не было и в помине в Португалии, император пишет о каких-то больших движениях англичан. И, наконец, второе — а было ли человеку-полубогу, который с такой легкостью берет 80 тыс. жизней, а с другими 80 тыс. решает пока повременить, вообще какое-то дело до каких-то там нескольких тысяч его соотечественников, находящихся где-то далеко в какой-то там Португалии, которую и не сразу найдешь на карте. Армия Жюно, в которой генерал каждого знал в лицо и считал своим товарищем, похоже, была для Наполеона лишь разменной монетой в его играх, где огромные и безликие людские массы передвигались по доске, словно шахматные фигуры.
Наполеон в 1808 г.
Обострение отношений Жюно и адмирала Сенявина
Отношения Жюно с русским адмиралом Сенявиным становились все более и более напряженными. Если рождественские праздники нового 1808 г. прошли у них во взаимных визитах, то сейчас времена, когда можно было отделываться любезностями и символическими дружественными жестами, когда за обедами при звуках оркестров провозглашались тосты за здоровье императоров Александра и Наполеона, когда в день именин Наполеона гремели приветственные залпы со всех русских кораблей, миновали. Приближались дни, когда нужно было ждать прямого нападения английских морских и сухопутных сил на французов в Лиссабоне и во всей Португалии.
Жюно хотел, во что бы то ни стало, вовлечь в борьбу русских и заставить Сенявина принять активное участие в англо-французской войне. Совершенно понятно, зачем это было так необходимо Наполеону и его наместнику. Ведь 1808 г. был годом Эрфуртской встречи обоих правителей, годом, когда Наполеону, во что бы то ни стало, нужно было продемонстрировать перед всей Европой «необычайную прочность и искренность» франко-русского союза, заключенного в Тильзите.
А в это время народная война против Наполеона в соседней Испании принимала все более острые формы. И из Вены шпионы доносили французскому императору о серьезных военных приготовлениях в Австрии. В этих условиях Наполеон никак не мог дать Жюно необходимых подкреплений, чтобы удержать
Португалию в своей власти. Для Наполеона не так важна была помощь нескольких тысяч русских в Лиссабоне, как первое после Тильзита совместное военное выступление русских и французов против Англии на глазах всей Европы. Прямое участие Сенявина в борьбе против английского десанта и английских морских сил в Португалии могло бы стать предостережением для австрийцев, которые, готовясь к новой войне против Наполеона, были убеждены, что русские против них не выступят, а франко-русский союз — дело, скорее, показное, чем реальное.
Вот почему нажим на Сенявина со стороны герцога д'Абрантес усиливался день ото дня. Но тут коса нашла на камень. Погубить свою эскадру для того, чтобы произвести выгодную Наполеону политическую демонстрацию, русский вице-адмирал не пожелал. Не для того он и его люди еще совсем недавно упорно сражались против французов в Далмации и Рагузе, чтобы сейчас отдать свои корабли и свою жизнь для их поддержки в Португалии.
16 июня 1808 г. герцог д'Абрантес посетил Сенявина и сообщил ему, что достоверно узнал о том, что англичане планируют уничтожить русскую эскадру, находящуюся в Лиссабоне, но, сберегая свои морские силы, они намерены для этого высадить десант на южный берег реки Тежу, соединиться там с восставшими португальцами, подождать подхода испанцев и, построив в удобных местах сильные укрепления, обстрелять эскадру зажигательными снарядами. Поэтому Жюно предложил Сенявину высадить русских солдат на берег и присоединить их к французам.
Как пишет Е. Тарле, Сенявин был не таков, «чтобы поддаться на простодушные хитрости герцога д'Абрантес». В своем докладе царю Александру он писал: «Перед сим посещением дюка за несколько дней имел я верное сведение, что Гишпания сделалась явным неприятелем Франции, и оружие гишпанское имело уже верх в нескольких случаях, между тем северные провинции Португалии начали уклоняться от власти французов, и самые настоятельные требования дюка, чтобы усилить его солдатами, удостоверяли меня в слабом положении войск французских в Португалии. Я, будучи в таком затруднительном положении, рассуждал: если принять мне сторону французов и тем оказать себя явно участвовавшим в неприязненных мерах противу португальцев, англичан и гишпанцев, не останется для меня никакого средства спасти эскадру Вашего Императорского Величества от власти сих союзных народов». (24, с. 336)
Что было делать Сенявину в сложившихся обстоятельствах? Народная война в Испании не давала ему никакой надежды добраться вовремя со своими донесениями до Мадрида, где находился русский посол Строганов, или до Парижа, где был граф Толстой, чтобы получить четкие инструкции от министерства иностранных дел. Приходилось, ни на кого не надеясь, не ожидая приказов свыше, действовать на собственный страх и риск и принимать ответственнейшие решения.
Сенявин крайне неприязненно относился к Тильзитскому миру и внезапной «дружбе» России с Наполеоном. Впрочем, такого же мнения придерживались многие русские, начиная от императрицы-матери, заявившей своему сыну, что ей «неприятно целовать друга Бонапарта», и кончая последним солдатом. Сенявин был убежден, что союз Наполеона с Александром является непрочным, поэтому даже мысль о том, чтобы оказать помощь Жюно, не приходила ему в голову. Это, как ему казалось, спасало русскую эскадру от опасности немедленного уничтожения британским флотом.
Целых три часа Жюно старался уломать Сенявина, который вежливо, но непреклонно отказывал своему «союзнику» в вооруженной помощи. Встреча началась в 9 часов утра, а в полдень герцог прекратил разговор и откланялся, предложив Сенявину денег для «надобностей по эскадре», хотя разговор об этом даже и не заводился. Но и этот аргумент Жюно не подействовал на Сенявина.
Генерал Тьебо приводит в своих мемуарах следующие слова Жюно: «Поведение русского адмирала во время этих событий парализовало часть наших возможностей». (70, с. 216) Кроме того, Жюно говорил: «Объединение русских и французских сил могло бы изменить ход вещей, в любом случае, эффект, который произвела бы эта мера в Португалии, был бы неисчислим». (70, с. 216)
Сенявин продолжал стоять на своем.
Тогда Жюно перешел на путь формальных требований. 3 июля 1808 г. Сенявин получил от него большое официальное письмо, в котором говорилось: «Господин адмирал, в трудных обстоятельствах, в которых я нахожусь и которые проистекают, в частности, из необходимости защищать эскадру Его Величества русского императора, я думаю, что наш взаимный долг, как и интерес наших государей, заключается в том, чтобы прийти к соглашению о возможных средствах взаимной помощи». (24, с. 337)
Далее Жюно объяснял, почему требовалось, чтобы Сенявин срочно напал на блокирующую Лиссабон британскую эскадру. Дело в том, что в тот момент эта эскадра была ослаблена, так как от нее отделилось несколько кораблей для прикрытия высаживаемых англичанами десантов в разных пунктах португальского побережья. Так вот, если бы Сенявин напал на оставшуюся у Лиссабона часть эскадры, то англичане тотчас же призвали к себе обратно все свои корабли, и французам легче было бы бороться с высаживаемыми десантами. Жюно с чувством писал: «Вы понимаете, господин адмирал, как важно, с точки зрения интересов наших обоих могущественных государей, чтобы мы действовали согласно и чтобы мы вполне точно условились о направлении вверенных нам сил». (24, с. 337)
