Вопрос: Вы думали, что та часть войск противника, против которой вы действовали 21 августа, была настолько разбита, что было бы целесообразно продолжить преследование?
Ответ: По причине того, что противник потерял всю свою артиллерию и отступал в полном беспорядке, я думаю, наша армия должна была продолжать продвигаться вперед…
Вопрос: От кого вы получили приказ остановиться, о котором говорил сэр Артур Уэлльсли?
Ответ: Как я понял, от сэра Гарри Бёррарда…
Тот факт, что сэр Артур Уэлльсли рекомендовал сэру Гарри Бёррарду продолжать преследование отступавших французов, также подтвердил генерал Спенсер.
Слушания и допросы продолжались много дней. Сэр Хью Далримпл приводил свои доводы, сэр Гарри Бёррард — свои. Сэру Артуру Уэлльсли все труднее и труднее становилось сдерживать свое негодование по поводу троевластия, имевшего место в британской армии в Португалии. Будучи, с одной стороны, человеком авторитарным и привыкшим брать ответственность на себя, а с другой стороны, сторонником железной дисциплины и четкой армейской иерархии, Уэлльсли очень страдал от необходимости подчиняться своим нерешительным начальникам. Еще больше он страдал от необходимости оправдываться за то, чего он не совершал.
В конце декабря, после того, как были заслушаны все главные действующие лица и свидетели, Комиссия обнародовала доклад, в котором подводила итоги расследования обстоятельств, сопутствовавших заключению Синтрской Конвенции. Доклад этот датируется 23 декабря 1808 года.
Главный вывод Комиссии состоял в следующем: в конечном итоге, против Синтрской Конвенции или, по крайней мере, против всех ее принципиальных статей уважаемые члены Комиссии решили не возражать. Более того, они пришли к единодушному мнению, что генералы Далримпл, Бёррард и Уэлльсли проявили «неоспоримое рвение и твердость», а также своей храбростью «сделали честь войскам» Его Величества. (51)
Выводы Комиссии очень расплывчаты, так что приводить текст доклада Комиссии не представляется необходимым. Да, собственно, и выводов никаких в нем нет. Разве можно считать четко сформулированным мнением заявление генерала Оливера Николлса, который подчеркивал: «Моей причиной для рассмотрения перемирия 22 августа в качестве желательного является то, что противник мог отойти после сражения 21-го числа и занять сильную оборонительную позицию». (51)
Мог отойти, но ведь мог и не отойти. А могли и не дать спокойно отойти.
Или, например, чего стоит заключение генерала Пемброка: «После должного рассмотрения положения обеих армий вечером 22 августа я одобряю перемирие, но я полностью не могу одобрять всю Конвенцию…» (51)
Гениально. Британская армия-победительница отказывается от преследования отступающего противника и идет на 48-часовое перемирие, давая противнику время перегруппироваться и закрепиться на новых позициях это мы одобряем. Но одобряем не полностью, а частично. Как говорится, в целом работа была проделана большая и очень плодотворная, но, к сожалению, имеют место и отдельные досадные недоработки, в целом не умаляющие значения и т.д. и т.п.
Складывается впечатление, что уважаемые генералы и лорды Дандас, Хэтфилд, Нюгент и иже с ними толком не знали, как поступить. С одной стороны, общественное мнение в Англии возмущено Конвенцией. Как писал В. Слоон, выгодные для французов ее условия «вызвали в Англии величайшее негодование». (20, с. 308) С другой стороны, взять и осудить кого-то из трех высокопоставленных генерал-лейтенантов — совершенно невозможно. Это значит подорвать престиж Великой британской армии. Да, к тому же, за каждым из генералов могут стоять (и стоят!) высокопоставленные покровители… А честь мундира? А классовая солидарность? А создание никому не выгодного прецедента, в конце концов?
Генерал-лейтенант сэр А. Уэлльсли в парадной форме
Синтрская Конвенция уникальна. Ничего подобного не было ни до, ни после того. Жюно и Келлерманн перехитрили заносчивых британцев по всем статьям. Все эти разговоры о превосходстве французов в кавалерии, о незнакомой местности и о сильных позициях — все это попытки сделать хорошую мину при плохой игре. Несмотря на крайне неблагоприятные условия, Жюно сохранил армию, сохранил жизни двадцати с лишним тысяч молодых французов. Он не бросил их на произвол судьбы, как это сделал сам Бонапарт со своими более многочисленными армиями в Египте и в России, не капитулировал, как это сделал генерал Дюпон. Политики и историки могут говорить, что угодно, но мнение многих десятков тысяч французских матерей, жен и детей образца 1808 г. по поводу итогов первого похода в Португалию от этого не изменится.
Члены Комиссии по расследованию поступили очень мудро. Официально они все «в целом одобрили», героя Вимейро Артура Уэлльсли — торжественно оправдали. Генералы Далримпл и Бёррард также «не были непосредственно уличены в нарушении долга, но все-таки с тех пор остались фактически не у дел». (20, с. 308) Как говорится, и овцы целы, и волки сыты.
И если пожилой сэр Хью был только рад такому повороту событий (он спокойно проживет в этой своей полуотставке до 70 лет), то судьба сэра Гарри сложится гораздо более трагично: его сын Пол Бёррард будет убит через две недели в Испании в сражении при Ла-Корунье. Вполне возможно, что падет он от пули французского солдата, не без участия отца эвакуированного из Португалии в соответствии с Синтрской Конвенцией и снова направленного Наполеоном на Пиренейский полуостров. Кстати сказать, и второй сын сэра Гарри Вилльям Бёррард тоже погибнет в Испании в 1813 г.
Мнение сэра Джона Мура
Находясь на позициях под Лиссабоном 2 октября 1808 г., генерал Джон Мур достаточно откровенно высказал свое мнение о произошедших в августе—сентябре 1808 г. событиях. Приведем практически без сокращений отрывок из его дневника: (69)
«Несколько дней назад мы получили из Англии письма и газеты от 21 сентября. Осуждение публикой Конвенции, кажется мне равным по силе осуждению нашего поражения в Буэнос-Айресе. Я предполагал, что все это не будет одобрено, но я не думал, что она будет порицаться с такой резкостью. Ожидания публики, связанные с сэром Артуром, были очень высоки, все были уверены, что французы были разбиты в двух следовавших одно за другим сражениях. Но не следует забывать, что первое сражение, имевшее место 17 августа у Ролиса, было нанесено очень маленькому отряду численностью от двух до трех тысяч человек, посланному вперед, чтобы занять сильную позицию и препятствовать нашему продвижению. С атакой на эту позицию мы, конечно, кое-как справились, хотя, несмотря на огромное численное превосходство, мы все же там потеряли большое количество людей (более 500), в том числе несколько очень ценных офицеров. Французы верно говорили потом об этом сражении, что наши солдаты показали всю свою храбрость, а наши генералы — всю свою неопытность.
