Французское правительство для обеспечения своих колоний решило послать в Северную Америку несколько военных кораблей. Английский адмирал Эдвард Боскейвен, командовавший Североамериканской эскадрой, посчитав распоряжение Франции враждебным действием, напал на два военных судна на высоте Ньюфаундленда и овладел ими (1755). Французы, со своей стороны, схватили несколько английских купеческих кораблей. Затем вся английская флотилия пустилась в океан на охоту за французскими судами. Оба флага приветствовали друг друга не иначе, как добрым залпом со своего борта и вслед за тем абордажем. Таким образом, обе державы были вовлечены в войну. В 1756 году Англия решила объявить Франции войну в Европе.
Своеобразие положения Англии тех времен, как я уже говорил, состояло в том, что английский король Георг II являлся одновременно курфюрстом расположенного на севере Германии Ганновера. Георг II опасался, что в случае англо-французской войны Ганновер не сможет оказать сопротивления французской армии и будет ею оккупирован. Эти опасения были небезосновательны, ибо французы, опираясь на союзный договор с Пруссией, начали убеждать Фридриха II напасть на Ганновер. Зная, что прусский король легко может вторгнуться в ганноверские владения, Георг II решил обратиться к России. Русское правительство взялось за 150 тысяч фунтов стерлингов выдвинуть к прусской границе 50-тысячное войско, чтобы в случае нападения Фридриха на Ганновер ударить ему в тыл.
Обо всех действиях европейских дворов Фридрих имел полные и подробные сведения. О намерениях России он мог знать от наследника престола Петра Федоровича, который был одним из первых его почитателей. За хорошую плату король нашел шпионов при венском и дрезденском кабинетах. «Где только есть люди и страсти, там за предателями никогда дело не станет»: тайный секретарь Августа III, Менцель, доставлял Фридриху копии со всех бумаг, входящих и исходящих, со всех писем и депеш, даже с каждой мелкой записочки Брюля. Из этих копий король узнал о своем опасном положении. Не надеясь на Францию, с которой не ладил, он решил лучше попытаться склонить на свою сторону Англию.
Как мы помним, в кампании 1740–1748 годов Георг принял сторону Австрии, поскольку его извечный враг — Франция находилась в союзе с Фридрихом. Тогда он предоставил Марии Терезии огромные денежные субсидии общей суммой 300 миллионов фунтов стерлингов. Этот шаг стал в Англии столь же непопулярным, как и ведение Георгом войны на немецкой земле, причем не за интересы Великобритании, а ради защиты своих наследственных ганноверских владений. Все это привело к огромным расходам и росту национального долга. Теперь же ситуация в Европе изменилась. Россия была ярым врагом Фридриха, Франция к тому времени почти открыто перешла на сторону противников Пруссии, а гарантом целостности Ганновера от посягательств французов теперь не могла стать союзная с ними Австрия. Оставалась только Пруссия.
Сведения о франко-прусских переговорах на случай новой войны и удаленность Российской империи вынудили английское правительство предложить Пруссии (за крупную денежную сумму) гарантировать нейтралитет Германии, в том числе и Ганновера, а также воспрепятствовать вторжению в нее иностранных войск. Это же вполне соответствовало интересам Пруссии.
Для выполнения своих планов Фридрих прямо обратился к Георгу II, обещая охранять его германские владения и даже защищать их от нападения других держав, если Англия прервет свои переговоры с Россией касательно вспомогательного корпуса. Георг охотно согласился на это предложение — и земли его были в безопасности, и британские гинеи оставались дома. Фридрих тоже колебался недолго и, не дожидаясь истечения союзного соглашения с Францией, пошел на подписание Уайтхоллского договора. Итак, 27 января 1756 года между Англией и Пруссией был составлен союз во дворце Уайтхолл. По этому договору, получившему название Уайтхоллского, или Вестминстерского, каждая их сторон провозглашала мир и дружбу и обязывалась объединить свои силы для отпора вторжения в Германию «какой-либо иностранной державы». Англия со своей крошечной армией, составленной преимущественно из ганноверских и немецких наемников, не могла, конечно, оказать пруссакам сколько-нибудь действенной военной помощи, поэтому Георг предоставил Фридриху денежные субсидии (впрочем, крайне ему необходимые для ведения войны). На первых порах англичане выделили Берлину 20 тысяч фунтов с гарантией оказывать эту помощь и впредь.
Посредством влияния Англии на петербургский кабинет Фридрих надеялся склонить и Россию на свою сторону. Как я уже говорил раньше, еще в 1747 году Англия с подачи Бестужева связала Россию так называемой «субсидной конвенцией», по которой русское правительство обязалось за соответствующую денежную субсидию выставить корпус для защиты владений английского дома в Ганновере. В 1755 году англо-русская «субсидная конвенция» была возобновлена, причем на более широких началах. Поэтому и англичане, и Фридрих надеялись, что Россия будет вынуждена примкнуть к подписанному в Вестминстере соглашению. Но этот расчет не оправдался: ненависть императрицы и Бестужева превозмогли и золото, и красноречие англичан.
Известие о Вестминстерском союзе произвело сильное волнение в кабинетах. Договор сыграл важнейшую роль в дипломатической подготовке Семилетней войны. Он послужил толчком к сближению Франции с Австрией и Россией и определил окончательную расстановку сил в предстоящих сражениях.
Однако, говоря об объективных военно-политических процессах, происходящих в это время в Европе, не следует забывать еще об одном аспекте тогдашней политики — дворцово-придворном. В эпоху абсолютизма, когда интриги фаворитов и царедворцев могли оказать решающее влияние на политику любого монарха, значение этого фактора трудно переоценить, как бы не было похоже изложение этих событий на светский роман в духе Дюма или Дрюона.
Целые поколения европейских дипломатов и военных выросли на традициях многовековой борьбы Бурбонов и Габсбургов в Европе. Из памяти жившего в 50-е годы поколения еще не успела изгладиться порожденная этой неизбывной враждой война за Австрийское наследство. И лишь самые прозорливые политики сумели заметить, что война эта внесла коренные изменения в расстановку сил в Европе.
Сдвиги эти состояли в неуклонном ослаблении обеих основных враждующих сторон — Австрии и Франции при неуклонном росте могущества Пруссии. Аахенский мир 1748 года зафиксировал фактическое поражение Австрии, которая отдала своим противникам часть издревле принадлежавших Габсбургам земель и, главное, уступила Пруссии Силезию. Я говорю об этом так подробно потому, что считаю необходимым показать истоки кровной вражды австрийцев к пруссакам и опровергнуть тезис об их так называемом «пособничестве» Фридриху в Семилетнюю войну.
Насильственно отторгнутая у Австрии, Силезия являлась одной из наиболее важных для империи и промышленно развитых провинций. К слову, за истекшее после Дрезденского (и Аахенского) мира десятилетие население Прусского королевства почти удвоилось, адекватно увеличилась армия. Таким образом, к середине столетия прусская военная машина была полностью готова к бою, в то время как австрийцы с трудом восстанавливали свои силы после восьмилетней войны на нескольких фронтах. Венские политики уже в конце 40-х годов стали понимать, что их истинным противником становится не Франция Бурбонов, а Пруссия Гогенцоллернов, и что именно честолюбивый и агрессивный король Фридрих, а не инертный и всецело находящийся под властью фавориток Людовик, представляет наибольшую угрозу для владений Габсбургов (если не во Фландрии и Италии, то в их цитадели — Германии). Понимание этого факта и стало вектором того сближения, которое увенчалось Версальским союзным договором 1756 года.
