Тем не менее он берёт на себя смелость безапелляционно судить о важнейших проблемах медицинской теории и практики. При этом он, не подозревая, видимо, о существовании понятия «презумпции невиновности», заведомо считает всех врачей, принимавших участие в лечении русских государей, виновными в смерти их августейших пациентов.
Для того чтобы «изобличить преступника» — лейб-медика Я.В. Виллие, подозреваемого им в отравлении императора Александра I, Н.Г. Богданов вслед за В.В. Барятинским (Царственный мистик. СПб., 1912) сравнивает и комментирует подённые записи (в сокращённом варианте) из дневника императрицы Елизаветы Алексеевны, «Журнала болезни» П.М. Волконского, «Заметок» Я.В. Виллие, «Воспоминаний» лейб-хирурга Д.К. Тарасова и документа на французском языке (Histoire de la Maladie), автором которого Н.Г. Богданов считает фрейлину императрицы княгиню В.М. Волконскую.
Ниже приводятся результаты этой работы:
Ночь с 5 на 6 ноября:
Виллие: «Ночь прошла дурно. Отказ принять лекарство. Он приводит меня в отчаяние. Страшусь, что такое упорство не имело бы когда-нибудь дурных последствий».
Императрица: «Провёл ночь хорошо».
Волконский: «Ночь провёл изрядно и лихорадки не чувствовал. Утром государь изволил принять восемь пилюль, предложенные Виллие. Вечером 6-го ноября благодарил Виллие за пилюли».
Четыре короткие фразы лейб-медика сразу же (ведь болезнь-то ещё как следует не началась, даже диагноз ещё не поставлен) настраивает наблюдателя на четыре разных аспекта проблемы, в равной степени необходимых баронету: «Ночь прошла дурно». То есть сразу утверждается, что болезнь серьёзна и больной страдает. Однако и Волконский, и императрица это начисто отрицают.
«Отказ от лекарств». Зарождение версии, долженствующей в будущем оправдать врачей-убийц. Но и это — чистая ложь: Александр Павлович лекарства принимал и даже благодарил за них лейб-медика. «Отчаяние» шотландца. Изображается мученическое, даже жертвенное положение Виллие, старающегося сделать всё как лучше, но получающего отказ со стороны пациента, и от этого страдающего.
И, наконец, пророчество-предчувствие: «Не слушается меня. Ваше величество, смотрите, дурно будет». Последний «аспект» чрезвычайно важен и примечателен. Болезнь, как мы говорили, ещё ничем, кроме жара и потливости, себя не проявила: лёгкое недомогание — не более; больной выпил лекарство, меры приняты (тепло, покой, синклит докторов, камердинеры, кухня, «друг» Волконский рядом, нежная жена, собственная аптека и аптекарь) — кому, какому «медицинскому светилу» придёт в данной ситуации говорить о «дурных последствиях»? Даже если государь по незначительности недуга и отмахивался от лекарства (при сильном, напомним, организме)! Но если монарх должен был умереть (а об этом знал один Яков Васильевич), то, конечно же, не от пустяковой простуды, но от серьёзной, тяжёлой и продолжительной болезни. Такую-то болезнь (не называя её, правда, по имени) и узрел якобы баронет у царя, а последний ещё и от лекарств отказывается — как тут не запророчествуешь о последствиях. На то он и «академик», на то он и «президент». Другими словами, закладывалось алиби — ведь и дневник Виллие и, конечно, «устное предание» «от Виллие» не должны были ни сгореть, ни пропасть (как исчезли, например, дневники двух императриц — Марии Фёдоровны и Елизаветы Алексеевны), но предстать в целости и сохранности перед очами «беспристрастных историков».
Все наши предположения и выводы, сделанные на основании анализа дневниковых записей одного дня, подтверждаются записями других дней в ходе болезни Александра Павловича.
7-го ноября:
Виллие: «Ожесточение болезни слишком часто повторяется, чтобы я позволил себе утверждать, что это Hemitritaeus Semitertiana, хотя эта чрезвычайная слабость, эта апатия, эти обмороки имеют большое отношение с нею».
Волконский: «Принимал слабительную микстуру, от коей чувствовал себя легче».
Императрица подробно записала, что Александр чувствовал себя хорошо, много беседовал, смеялся, был весел, почти не видел Виллие.
Лейб-медик продолжает нагнетать обстановку, тогда как «камердинер» и жена государя утверждают обратное: лекарство, как и подобает больному, царь принимал регулярно.
8-го ноября:
Виллие: «Это лихорадка, очевидно, Febris gastriae biliosa (лихорадка желудочно-жёлчная), эта гнилая отрыжка, это воспаление в стороне печени…»
Императрица писала, что если у императора и был жар, то днём, начиная с семи вечера, он чувствовал себя хорошо, спокойно спал, был весел и настаивал на том, что ему «здесь так хорошо».
«Histoire de la Maladie»: «8-го числа чувствовал себя настолько дурно, что с утра призвал к себе Стофрегена».
Баронет, не производя никакого анализа, «нашёл» в здоровом организме гниль (как у старика или хронически больного) и даже «добрался» до печени. Почему? Да потому, что император должен был умереть от печени. Причины смерти государя должны были быть заранее известны убийце-доктору: с завязанными глазами, на ощупь идти на такую операцию было бессмысленно. Поёт в одну дуду с Виллие и его меморандум под названием «Histoire de la Maladie». Императрица же, целый день проведшая с мужем, по-прежнему ничего особенного у больного не заметила. Столь же безобидна и запись Волконского за этот день.
9-го ноября:
Императрица: «Стофреген мне сказал, что болезнь можно считать пресечённой, что, если лихорадка вернётся, то она примет перемежающую форму и с ней скоро докончат».
Лейб-медик императрицы Конрад Стофреген, будучи призван для консультации во дворец, таким образом, поведал Елизавете Алексеевне о положении больного. Как видим, никакой опасности нет. Период с 9 по 11 ноября был вообще самым обнадёживающим.
10-го ноября:
Виллие: «Начиная с 7-го числа, я замечаю, что что-то такое другое его занимает больше, чем его выздоровление, и беспокоят его мысли… Ему сегодня хуже».
«Histoire de la Maladie»: «Ночь была нехорошая, но утром 10-го последовало улучшение. У императора в обращении к докторам вырвались такие слова: надо считаться с моими нервами, которые слишком расстроены и без того, лекарства расстроят их ещё больше».
Волконский: «Принял шесть слабительных пилюль».
Лейб-медик продолжает врать про тяжёлое состояние государя и в то же время делает намёк то ли на желание царя умереть, то ли на что-то ещё более таинственное, например на сокровенные мысли государя о «бегстве». «Французский документ» лжёт про лекарства, между тем как Волконский старательно записывает о принятых «пилюлях». Но «Histoire de la Maladie» в этот раз вступила в противоречие с самим Виллие по поводу состояния Александра Павловича.
11-го ноября:
Виллие: «Болезнь продолжается; внутренности ещё довольно не чисты… Когда я ему говорю о кровопускании и слабительном, он приходит в бешенство и не удостаивает говорить со мной».
