Дочь Е.С. Боткина, Татьяна Мельник, так описывала эти события: «Большим было горем для всех, когда осенью 1912 г. в Спале Алексей Николаевич захворал, и настолько серьёзно, что из Петербурга вызвали хирурга Сергея Петровича Фёдорова. У Алексея Николаевича появилось внутреннее кровоизлияние на почве ушиба живота. Образовавшаяся опухоль давила на нервы, и этим вызывались страшные боли и неподвижность ноги. Мы с трепетом следили за печатавшимися в газетах бюллетенями. С этой зимы при Алексее Николаевиче появилось новое лицо, остававшееся при нём неотлучно, — доктор Деревенко, ассистент профессора Фёдорова, к которому Алексей Николаевич очень привязался». (Владимир Николаевич Деревенко (1879–1936), получивший звание почётного лейб-хирурга, сопровождал царскую семью в Тобольск и Екатеринбург в качестве врача особого отряда. Судя по дневникам Николая II, он продолжал и там пользовать наследника, приходил в Ипатьевский дом накладывать ему гипсовую повязку в связи с болями в коленном суставе. Жил он отдельно от царской семьи, что, вероятно, и спасло ему жизнь в роковую ночь на 17 июля 1918 г. Однако от «карающей руки» он не ушёл — есть сведения, что он погиб в ГУЛАГе.)
Английская писательница Барбара Бёрнс в книге «Алексей. Последний царевич» (М., 1993), посвящённой её племяннику, погибшему от гемофилии, подробно описывает болезнь царевича Алексея.
«Императрица сама дежурила у постели сына. В течение последующих одиннадцати дней она не ложилась спать и не раздевалась. У кровати мальчика был диванчик, на котором она отдыхала и, если можно было, позволяла себе немножко вздремнуть. Но почти всё время она сидела возле находившегося в полубреду сына, бодрствуя и молясь.
Сидя у постели сына, Александра Фёдоровна всё время прикладывала холод к его пылающему лбу, а иногда просто держала его за ручку. Помочь ему она ничем не могла. Хуже всего было слышать, как он говорил ей: „Мама помоги мне. Почему ты мне не помогаешь? Ведь ты мне поможешь?“ Она с радостью отдала бы жизнь, если бы это избавило мальчика от страданий, но помочь ему было не в её силах. Её преследовала мысль о том, что именно она наградила его этой болезнью. И единственное, что ей оставалось, — это сидеть около него в эти мучительные часы. Для Николая это было невыносимо. Однажды, когда он вошёл в комнату, вид страдающего Алексея, крики боли так расстроили его, что люди видели, как он выбежал из комнаты, горько плача».
Доктор Фёдоров предупредил царя, что кровоизлияние в желудок не останавливается, поэтому нужно ожидать, что ребёнок в любую минуту может умереть. Ввиду того, что при дворе распространялись всевозможные слухи, возникла мысль выпустить официальный бюллетень о состоянии здоровья царевича. Из него русская держава узнала, что наследник престола тяжело болен, хотя о самой болезни не сообщалось.
В приступе крайнего отчаяния Александра Фёдоровна поручила Анне Вырубовой послать телеграмму Распутину и просить его молиться за мальчика. Распутин в это время был на родине, в Сибири. Он немедленно телеграфировал в ответ: «Бог узрел твои слёзы и услышал твои молитвы. Не горюй. Маленький не умрёт. Не разрешай докторам слишком его беспокоить».
Это послание от Распутина вселило в императрицу надежду. Теперь она не верила, что Алексей может умереть. Доктора же, хоть и признавали, что смертельный кризис миновал, не считали, что в его состоянии произошли кардинальные изменения. На следующий день кровотечение прекратилось и боли стали утихать. «Мальчик лежал истощённый, совершенно измотанный болезнью, но он был жив», — писала Анна Вырубова.
«Я пишу Вам, и сердце моё полно благодарности Господу за его милосердие, — писал Николай матери. — Он ниспослал нам благодать — Алексей начал поправляться… Аликс переносила это тяжкое испытание более мужественно, чем я, когда Алексею было совсем плохо…»
Значительнее позднее доктор Фёдоров признался Великой княжне Ольге, что «с медицинской точки зрения выздоровление царевича совершенно необъяснимо».
Однако вернёмся к воспоминаниям А.А. Мосолова. Он пишет: «На следующее утро в 11 часов приехал Распутин. В два часа врачи сказали, что кровотечение у цесаревича прекратилось. Я спросил Фёдорова, применил ли он то лечение, о котором говорил. Профессор махнул рукой и сказал: „И примени я его, при сегодняшних обстоятельствах в этом не сознался бы!“ Он поспешно ушёл».
Историк А.Н. Боханов отмечает, что болезнь цесаревича Алексея «роковой цепью связала семью последнего монарха» и пресловутого «старца». Эта семейная драма послужила важнейшей причиной утверждения у подножия трона мрачной фигуры Григория Распутина, ставшего радостью и надеждой последних монархов и одновременно их проклятием. По имеющимся данным, именно в конце 1907 г. Распутин оказался рядом с заболевшим наследником, «сотворил молитву» — и положение ребёнка улучшилось. О том, что вмешательство Распутина неоднократно изменяло в лучшую сторону течение болезни наследника, сохранилось довольно много различных упоминаний, но конкретных, подлинно документированных данных почти нет. Слухов в этой области всегда было больше, чем надёжных фактов. Но одно можно всё-таки констатировать вполне определённо: Распутину действительно удивительным образом неоднократно удавалось оказывать помощь маленькому царевичу. Анализ природы подобных воздействий находится за пределами возможностей историка. Тут требуются серьёзные и объективные исследования медиков, которых пока не существует, а существующие «пробы пера» нельзя признать убедительными.
Одну из таких «проб пера» предпринял известный писатель и драматург Э. Радзинский. В своей книге «Господи… спаси и усмири Россию» он пишет:
«Тайна (Распутина) не в силе чудотворства, сила эта — бесспорна. И она постоянно спасала наследника. Ему даже необязательно было находиться рядом с Алексеем. Колдун XX века, он уже пользуется телефоном и телеграфом (как тут не вспомнить Кашпировского с его «обезболиванием» по телевизору. — Б.Н.). Множество раз описанные истории… Звонок из Царского Села на квартиру Распутину: мальчик страдает, у него болит ухо — он не спит.
— Давай-ка его сюда, — обращается по телефону „старец“ к императрице. И уже совсем ласково подошедшему к телефону мальчику: — Что, Алёшенька, полуночничаешь? Ничего не болит, ушко у тебя уже не болит, говорю я тебе. Спи.
Через 15 минут — ответный звонок из Царского Села: ухо не болит, он спит».
А вот как описывает Э. Радзинский уже известный нам случай: «В 1912 году в Спале наследник умирал — у него опухоль, началось заражение крови. Но Аликс с измученным ночными бдениями лицом торжественно показывает врачам распутинскую телеграмму: „Бог воззрил на твои слёзы и внял твоим молитвам. Не печалься, сын твой будет жить“. Знаменитые врачи только печально качали головами: страшный финал неминуем. А мальчик… мальчик вскоре выздоровел».
Надо полагать, что Распутин не «заговаривал кровь» и не ликвидировал воспаление в ухе. Просто он своим гипнотическим воздействием повышал порог возбудимости нервной системы, уменьшая таким образом восприятие боли, что по механизму рефлекса способствовало ускорению рассасывания кровоизлияний и обратному развитию воспаления. Болезнь же, конечно, оставалась.
