В последние годы болезнь и смерть Петра I вновь привлекли к себе внимание исследователей. Так, Г.М. Яковлев, И.Л. Аникин и С.Ю. Трохачёв пишут в «Военно-медицинском журнале» (1990, № 12): «История болезни царя, видимо, не сохранилась до наших дней (речь идёт, очевидно, о той истории болезни, с которой ещё в 1715 г. молодой Блюментрост по совету Р. Эрскина отправился в страны Западной Европы, чтобы узнать мнение знаменитых европейских медиков о болезни императора. — Б.Н.), но имеются отзывы на неё трёх известных европейских специалистов: Бернарда Альбина (1653–1721), Иоганна Брейна (1680–1764) и Иоганна Бруннера (1653–1727). Консультанты пришли к выводу о наличии у Петра I „ипохондрии, цинги, изнурения тела, меланхолии и застоя крови“». Переводя эти диагнозы на язык современной медицины, авторы статьи считают, что вероятнее всего, речь идёт о хроническом гепатите, наличие которого косвенно подтверждается успешным лечением минеральными водами; возможным причинным фактором этого заболевания служило регулярное употребление спиртных напитков. Что же касается непосредственной причины смерти, то они предполагают либо аденому предстательной железы, приведшую в своей заключительной стадии к острой задержке мочеиспускания и развитию уремии (мочекровию), либо стриктуру уретры, развившуюся вследствие воспалительного процесса. При этом авторы решительно опровергают утверждения некоторых иностранных медиков, в частности Р. Голдвина, о том, что будто бы придворные врачи подозревали у Петра I сифилис, от которого он якобы лечился в 1706–1708 гг. препаратами ртути, и столь же решительно поддерживают мнение В. Рихтера, давшего, по их словам, «блестящую, высокопрофессиональную отповедь сторонникам вышеупомянутой точки зрения».
Кстати, «сифилитическую» версию поддерживал и небезызвестный советский историк, академик М.П. Покровский, обливавший в идеологических целях предреволюционную историю России чёрной краской. Используя разногласия специалистов по установлению диагноза болезни Петра I, он не упустил случая мазнуть дёгтем личность императора: «Пётр умер, как известно, от последствий сифилиса, полученного им, по всей вероятности, в Голландии и плохо вылеченного тогдашними врачами».
Н.И. Гусаков в брошюре «Пётр I и медицина» (М., 1994) утверждает, что Пётр I страдал мочекаменной болезнью, а также — частичной непроходимостью мочеиспускательного канала после перенесённой и плохо леченной гонореи. Кроме того, он упоминает и версию отравления Петра I, ссылаясь при этом на описанные А.С. Пушкиным в его «Истории Петра» судороги, паралич левой руки, потерю зрения и «жжение в животе», которые, по мнению Н.И. Гусакова, могут рассматриваться как признаки отравления каким-то ядом, в частности мышьяком.
Изучая историко-литературные источники, посвящённые смерти Петра Великого, Ю.А. Молин — высококвалифицированный судебно-медицинский эксперт с большим стажем работы по специальности, обратил внимание на версию об отравлении. Наиболее чётко её сформулировала доктор исторических наук Н.М. Молева на страницах «Медицинской газеты» (№ 111 от 15.02.1989 г.). По её мнению, обострению недуга в январе предшествовало употребление нового сорта конфет, подаренных кем-то императору. Через несколько часов у больного возникли рвота, цианоз ногтей, онемение в руках, жжение в животе.
Внимательно проанализировав гипотезу Н.М. Молевой, Ю.А. Молин пришёл к выводу о том, что перечисленные ею симптомы (кстати, имевшиеся у государя и ранее) могут характеризовать как в отдельности, так и в совокупности самые разные заболевания и патогномоничными (обязательными) для отравления вследствие приёма какого-либо яда с пищей отнюдь не являются.
Несмотря на то что формирование экспертных выводов крайне затруднено, внимательный анализ фактов позволил Ю.А. Молину высказать следующее утверждение: длительный анамнез заболевания (около 8 лет с момента лечения на водах в Спа), выраженный положительный эффект от применения минеральной воды, достаточно характерная клиническая картина, особенно в последний год жизни (приступы лихорадки, провоцируемые переохлаждением, гнойный цистит — воспаление мочевого пузыря, прогрессирующая стриктура уретры, стойкая отёчность лица, констатируемая современниками и зафиксированная маской, снятой сразу после смерти), отсутствие достоверных признаков отравления (вышеуказанные жжение в животе, рвота, судорожные подёргивания групп мышц вполне укладываются в картину осложнённой соматической патологии) указывают на то, что, вероятно, Пётр I страдал стриктурой уретры, осложнившейся гнойным циститом, восходящей инфекцией с развитием тяжёлого пиелонефрита (воспаления почечных лоханок и ткани почек), а на финальном этапе болезни — уремией (наводнением организма токсическими продуктами обмена веществ) и уросепсисом.
Резко выраженная почечная патология обусловила появление у Петра I ещё одного грозного проявления, почему-то не отмеченного ни одним из исследователей. Ю.А. Молин полагает, что в последние годы жизни император страдал периодическими подъёмами артериального давления, с которыми врачи боролись посредством постановки пиявок на затылочную часть головы. С его точки зрения, характерное сочетание симптомов (внезапная утрата функций речи, паралич правых конечностей, временная потеря сознания, судороги) указывает на то, что за несколько часов до смерти Пётр I перенёс острое нарушение мозгового кровообращения с кровоизлиянием в левое полушарие головного мозга как следствие очередного резкого подъёма артериального давления. Это осложнение часто наблюдается в случаях запущенных, не леченных должным образом нефритов.
Ю.А. Молин не настаивает на бесспорности данного посмертного диагноза, однако, возвращаясь вновь и вновь к осмыслению всего комплекса данных о болезни Петра I, считает это суждение аргументированным и объективным.
Глава 3
«Бабьи хвори» на российском престоле
После смерти Петра I почти до конца XVIII в. (с небольшими промежутками) Россией правили женщины-императрицы.
Обсуждая различные версии причин смерти Петра I и упоминая о попытке отравления Петра I подаренными ему конфетами, Н.И. Гусаков пишет: «Через два года такое же случилось с Екатериной I, после чего она умерла».
Это суждение, по-видимому, основывается на «Врачебных замечаниях о последней болезни и кончине императрицы Екатерины I» В. Рихтера: «Существует мнение, что душевное беспокойство было причиной её последней болезни, а также то, что она скончалась от яда, данного рукой врача». В архиве находится копия с донесения её лейб-медика архиатра И.Л. Блюментроста, в котором сказано, что «10 апреля 1727 года почувствовала воспаление в груди. К ожидавшемуся к седьмому дню болезни критическому перелому тем более умножался кашель и стеснение в груди, так что врачи без труда могли предвидеть возрождение нарыва на лёгком, что подтвердилось за четыре дня до смерти истинно гнойной мокротой, в большом количестве выходящей через харкание. Слабость умножалась час от часу и более, и монархиня скончалась 6 мая поутру в 8 часов на 39-м году от рождения» (на самом деле императрице Екатерине I было 43 года).
Екатерина I очень неосторожно относилась к своему здоровью. Один из современников отмечал: «Царица продолжает с некоторым излишеством предаваться удовольствиям до такой степени, что это отзывается на её здоровье… Так как она чрезвычайно полна и ведёт жизнь очень неправильную, то думают, что какой-нибудь непредвиденный случай сократит её дни».
