А. В. Немитц подвел итог: «Получается приблизительно то же, что и сейчас, так как Троцкий сейчас объединяет, но только это еще не окончательно выкристаллизовано»
[1089]. Затем он рассказал о выводах, к которым пришли на совещании 25 ноября. Профессор Морской академии Б. Б. Жерве тут же стал спорить с командующим, утверждая, что нельзя ставить на один уровень МГШ и прочие органы управления морским ведомством, которые будут подчиняться МГШ. Службу связи не следует включать в Морской Генеральный штаб, тактическую и организационную части штаба нужно объединить, а статистический орган отделить от органа оперативного управления. Мобилизационный орган штаба становится самостоятельным. В общем, по мнению Б. Б. Жерве, МГШ должен был иметь отделы: оперативный, статистический (в свою очередь, подразделявшийся на части, ведавшие русской и иностранной статистикой), организационно-тактический, мобилизационный и исторический. Техническое управление Б. Б. Жерве предполагал разделить на три отдела, а Главное хозяйственное управление на два – Главное управление снабжения и счетно-финансовый отдел. «Совершенно не вижу надобности, чтобы штаты проходили через Управление делами. Все должно проходить в сметном порядке через счетную часть», – говорил Б. Б. Жерве. Канцелярия должна состоять при начальнике Всероссийского Адмиралтейства, «как это носит название в Английском адмиралтействе». Гидрографию Б. Б. Жерве предлагал ввести в состав ГМХУ в виде четвертого управления, а Управление безопасности кораблевождения (Убеко) распределить по морям
[1090].
Б. Б. Жерве подверг критике схему, только что предложенную командующим Морскими силами А. В. Немитцем. Реакция коморси была неожиданной. Он начал рассуждать о том, как лучше оформить схему, предложенную Б. Б. Жерве, а не о том, как отстоять собственную. А. В. Немитц задался вопросом, как юридически оформить главенство МГШ. Быть может, не следует ставить его формально выше других органов, полагал коморси, так как «все задания, вырабатываемые МГШ, являются обязательными для остальных учреждений постольку, поскольку они утверждены»
[1091]. Он также полагал, что лучше пока не трогать гидрографию, так как «можно убить это учреждение». «Повторяю еще раз, что [во] внутреннем строении Генерального штаба нам надо стремиться к Вашему замечанию». Финансовый отдел обязательно должен быть самостоятельным, а не в составе Гламортеха, «хотя это принципиально неправильно»
[1092]. Кем же был Б. Б. Жерве, пользовавшийся таким авторитетом в глазах А. В. Немитца и присутствующих? Борис Борисович Жерве (1878–1934) участвовал в русско-японской войне на крейсере «Громобой», был награжден тремя боевыми орденами, служил на Балтике минным офицером, старшим офицером крейсера «Россия», командиром эсминца. Окончил Николаевскую морскую академию. После того как в начале Первой мировой войны он командовал эсминцем на Черном море, попал в штаб приморской крепости императора Петра Великого (Ревеля) и в 1917 г. оказался начальником обороны Приморского фронта этой крепости, с октября – начальником Береговой обороны Финского залива. Борис Борисович хорошо проявил себя при эвакуации флота из Ревеля в Гельсингфорс в феврале 1918 г. За Первую мировую войну он заслужил две боевых награды и чин капитана 1 ранга. Еще до войны Б. Б. Жерве начал заниматься литературным трудом, участвовал в составлении «Военной энциклопедии» издательства И. Д. Сытина, печатался в журнале «Морской сборник». Отдельным изданием вышла его работа «Германия и ее морская сила»
[1093]. После Октябрьской революции он ушел на преподавательскую работу в Морской академии, некоторое время был начальником Училища командного состава флота, в 1923 г. возглавил Военно-морскую академию РККФ и Морскую историческую комиссию по изучению опыта войны 1914–1918 гг. на море, издал несколько научных и научно-популярных работ по морской стратегии
[1094]. Б. Б. Жерве считался одним из ведущих специалистов в мире по вопросам морской политики и стратегического применения флота. В 1930 г. был арестован, но вскоре освобожден. Правда, в Морскую академию уже не вернулся, а возглавлял кафедры теории и истории военно-морского искусства в Военно-политической и Военно-инженерной академиях.
В отличие от М. А. Петрова, Б. Б. Жерве никогда не служил в Морском Генеральном штабе, но можно смело утверждать, что он был пропитан атмосферой этого штаба ничуть не меньше, чем люди, проведшие там долгие годы. Об этом свидетельствует его стремление установить главенствующее положение МГШ в системе управления морским ведомством. Эту идею отстаивали представители МГШ. Б. Б. Жерве обращался к английскому опыту. Если до Первой мировой войны эталоном для «младотурок Генерального штаба» был германский флот, не только количественно сильный, но и производящий впечатление хорошо организованного и технически оснащенного, то теперь эталонным стал английский, который победой в войне доказал свое превосходство над немецким. В данном случае, конечно, речь идет не о действительно сильных или слабых сторонах военно-морской организации Германии и Великобритании, а о том впечатлении, которое они производили на офицеров русского флота.
После выступления Б. Б. Жерве на совещании 26 ноября 1920 г. появился Ф. Ф. Раскольников, командующий Балтийским флотом с июня 1920 г. (после успешной Энзелийской десантной операции на Каспийском море и в ожидании возможного нападения со стороны английского флота на Балтике в ходе советско-польской войны)
[1095]. Федора Федоровича пришлось вводить в курс дела – «Коморси объясняет Раскольникову историю возникновения настоящей комиссии и причины вызвавшие ее существование»
[1096]. Ф. Ф. Раскольников тут же включился в обсуждение, заявив, что следует вернуться к организации МГШ, существовавшей до Первой мировой войны, и ни в коем случае не допускать слияния морского ведомства с военным. «Только при таких условиях нормальное строительство флота будет обеспечено»
[1097]. Наркомом по морским делам должен быть «политик гибкий вроде Альтфатера»
[1098]. Флот «не может существовать как пасынок, а может быть лишь любимым сыном государства, пользующимся постоянной заботой, а чтобы обеспечить эту заботу нам надо иметь своего комиссара»
[1099], сказал Ф. Ф. Раскольников. Он довольно изящно выразил мысль о том, что самостоятельный морской наркомат способен обеспечить большее финансирование флота, тогда как при едином наркомате придется бороться за финансы с армией. При этом Раскольников считал, что Генеральный штаб должен быть единым для всех вооруженных сил, с сухопутным начальником и моряком – помощником. «Что касается вопросов оперативной разработки, здесь интересы флота не пострадают, если будет объединение, что же касается других отраслей, то смешно говорить о каком-нибудь объединении»
[1100], – завершил свою речь командующий Балтфлотом. Ф. Ф. Раскольников подтвердил оценку, данную ему однокашником по ОГК адмиралом советского флота И. С. Исаковым: «Что-что, а говорить (вернее, выступать) умеет. Очевидно, школа Кронштадта 1917 года не прошла даром»
[1101].
