– Ну, старина, они постарались – прямо вылитый ты. Что скажешь?
Крампус вырвал газету у бородача из рук, скомкал ее и швырнул на землю, а потом растоптал, чуть ли не пританцовывая при этом.
– Рождественский дьявол! – прорычал он. – Пособники Санты! Нет! Нет!
Он с яростью воззрился на церковь.
– Они повсюду видят дьяволов, но единственные оставшиеся дьяволы – это они сами. Зачем им понадобилось выворачивать наизнанку традицию Йоля, наполняя ее злом? Зачем им обязательно нужно извращать все, что принадлежит мне? Вот как эта ель. Это же Йольское древо, какое отношение оно имеет к Рождеству? Люди всегда приносили в свои дома вечнозеленую хвою, чтобы почтить Богиню, которая никогда не умирает, и призвать обратно тепло солнца. Эта традиция существовала еще с давних пор, задолго даже до друидов – и, уж конечно, до того, как в грязном хлеву родился этот ребенок, Христос. Да кто они такие, чтобы издеваться над моими традициями, глумиться и святотатствовать? Пора показать им, что Повелитель Йоля не станет покорно сносить подобные измывательства.
Джесс с Верноном обменялись паническими взглядами.
– Погоди, – сказал Джесс, хватая Крампуса за руку. – Изабель просила нас не показываться.
Крампус стряхнул его руку и зашагал дальше, прямиком к главному входу. Шауни последовали за ним.
– Ну, молодец, – сказал Вернону Джесс и пихнул его в бок.
Вернон воздел руки к небу:
– Что?!
Чет, рассмеявшись, отправился следом за остальными:
– По-любому, мне методисты никогда особо не нравились.
* * *
Стоя у себя на кухне, Маргрет Дотсон, наблюдала, как какой-то мужчина в странной одежде крадет у нее газету. Она гордилась, что никогда не читает «Стэндард», после того, как в девяносто втором газета поддержала Клинтона, и все же ей не слишком понравилось, что какой-то хулиган преспокойно забирает то, что по праву принадлежит ей. Она было решила выйти и сказать ему все, что она о нем думает, но тут заметила его сообщников, зачем-то ошивающихся около церкви. На самом деле передумала она после того, как заметила, что глаза у них как-то странно поблескивают в свете уличных фонарей – вроде велосипедных отражателей. Что-то в этом было неправильное, странное. Она понятия не имела, кто или что они такое, но одного, того, что с рогами, она признала сразу… Конечно, это был Сатана.
Маргрет взяла телефон и набрала номер полицейского участка Гудхоупа. И обрадовалась, когда услышала в трубке голос новенького, Ноэля, а не этого грубого Дилларда, который вечно стремился всеми распоряжаться. Подумать только, он как-то отчитал ее за то, что она рвала цветы на клумбе около почты.
– Полицейское отделение Гудхоупа. Говорит офицер Робертс.
– Это Маргрет Дотсон, дом двадцать один по Хилл-стрит, рядом с методистской церковью.
– Да, мэм, чем я могу вам помочь?
– Ну, кто-то – или что-то – только что украл у меня газету.
– Эээ… Понятно.
– Да, и я надеялась, что вы сможете подъехать и вернуть мне мою собственность.
– Хмм, да, ну… Понимаете, мы на данный момент немного заняты. Может…
– Не может. Оно стоит прямо напротив моего дома, через улицу. Почему бы вам не приехать и не арестовать его, прежде, чем оно сбежит?
– Миссис Дотсон, будьте уверены, я подъеду, как только смогу. Послушайте, может вы дадите мне описание преступника?
– Ну, их там вообще-то шестеро. Одежда на них какая-то странная, лица черные, рога, светящиеся глаза. Один из…
– Что? О, господи! О, боже мой! – молодой офицер почти что кричал. – Вы сказали, ваш дом напротив методистской церкви? У той, что рядом с Первой улицей?
– Ну да, именно это я вам и сказала. Методистская церковь у нас только одна.
– Мэм, оставайтесь в доме. Мы едем.
Маргрет с довольным видом повесила трубку. В доме она оставаться не собиралась. Налив себе стаканчик джина с тоником, она вышла на крыльцо и, удобно устроившись в кресле-качалке, принялась наблюдать за тем, как шайка чертей направляется ко входу в церковь. Она предвкушала неплохое представление.
* * *
Линда сняла со сковородки жареный сыр и положила в тарелку для Эбигейл. Диллард вошел в кухню через дверь кабинета, так, чтобы оказаться у нее за спиной. Он не бежал, нет, он спокойно шел, держа в руке молоток с круглым бойком, в одних носках и перчатках.
Эбигейл закричала, громко, пронзительно, и Линда резко развернулась. Диллард попытался ударить ее молотком по голове, но она увернулась, врезавшись в плиту. Диллард никак не ожидал от нее такой прыти и промахнулся. Молоток с силой врезался в стол, и шеф чуть не упал. Секундой позже он обнаружил, что в него летит железная сковорода, и попытался увернуться. Линда ударила его раскаленной сковородой в висок, и все вокруг словно вспыхнуло. Щеку обдало раскаленным маслом; Диллард взвыл от боли, отшатнулся и уронил молоток. Несмотря на обжигающую боль, он все же умудрился заметить, как Линда замахивается для следующего удара. Она держала сковородку обеими руками; ее лицо было искажено отвращением и злостью. Испустив какое-то дикое рычание, она нанесла удар. Сковородка вылетела у нее из рук, ударила его в плечо и со звоном отлетела на пол.
Линда бросилась вон из кухни, туда, где сидела застывшая от ужаса Эбигейл, подхватила ее и потащила к стеклянной двери. Рванула дверь за ручку. Дверь дернулась, но не открылась. В панике Линда дернула дверь еще два раза, прежде чем сообразила, что фиксатор был опущен.
Диллард подхватил с пола молоток и бросился на них, ворвавшись в гостиную, прежде чем она успела выдернуть фиксатор. Линда, подхватив Эбигейл, бросилась в единственном оставшемся направлении – в гостиную. Оттуда им хода не было никуда, кроме как мимо Дилларда; единственное, куда еще можно было сбежать, это в подвал. Но Дилларда это особо не беспокоило, потому что из подвала никакого другого выхода не было. Он загнал их в ловушку, между ними был только диван и журнальный столик.
Диллард остановился на минутку, чтобы перевести дыхание и собраться. Он вынул из волос комок сыра, как мог, стер с лица горелое масло. Кожа на месте ожога все еще горела, и головная боль вернулась – с лихвой.
Он перебросил ногу через спинку дивана, начал перелезать. Линда схватила с журнального столика миску с деревянными яблоками, стоявшими там для украшения, и швырнула в него одним из них. Диллард поднял руку, чтобы заслониться, и яблоко угодило ему в локоть, аккурат туда, куда Линда раньше двинула сковородкой; руку заново пронзило болью.
– Ах ты сучка гребаная! – заорал он.
Линда снова швырнула в него яблоком, потом еще одним, потом миской, так, что ему пришлось пригнуться, и тогда она бросилась к двери в подвал и рывком открыла ее. Бросилась внутрь, дернув Эбигейл за собой, и дверь за ними захлопнулась. Диллард услышал, как они бегут вниз по лестнице, в подвал. Он замешкался, не понимая, о чем она только думает. Подвал находился ниже уровня земли; в сущности, это был погреб. Она же должна была знать, что выбраться оттуда, кроме как через окна, было невозможно. А окна были маленькие, под самым потолком, и наглухо замазаны краской. Открыть их без специальных инструментов не было никакой возможности.
