– Мы тебя любим, Урбек!
– Мы всегда тебя любили!
– Помнишь, ты плюнул в меня жвачкой? Я её до сих пор храню!
– А у меня рука была сломана в двух местах!
– Это тебе Шпрота битой врезал.
– Не мешай, вдруг он от жалости не станет меня убивать?
– Урбек, ты лучший!
Устоять под напором обожания было чрезвычайно сложно, но Кумар справился. Остался холоден – в душе, а специально для публики пустил слезу из левого глаза.
– Я вам верю, верю и тоже… гм… хорошо к вам отношусь, дорогие мои. Очень хорошо отношусь.
– То есть трогать не будешь? – с подозрением осведомился народ.
– Пока нет.
Шапки слегка расслабились. Но именно слегка, поскольку пулемётный ствол и два вооружённых до зубов хвана не позволяли им успокоиться по-настоящему. Да и следующая фраза, говоря откровенно, прозвучала несколько двусмысленно:
– Я хорошо к вам отношусь и потому примчался сразу, как только узнал о вашей беде!
– У нас беда? – вновь насторожился народ.
– Что случилось?
– Вешать будешь?
– Когда вешают, это не беда, а репрессии, – сообщил чересчур умный Шибзич.
– А для народа? – уточнил Штекер Гнилич.
– И для народа репрессии.
– Репрессии – это когда палачей потом вешают, – подумав, сказал какой-то Дурич. – А когда палачи над народом измываются – это беда.
– Беда, – подтвердил Урбек, умело доводя простодушных слушателей до исступления. – Я услышал, что ваш горячо любимый фюрер тяжело болен…
– Мля! – выдохнул Кувалда и горестно посмотрел на близнецов.
Те переглянулись, и Лебра неуверенно поинтересовался:
– Это правда?
– Мля! – разочарованно повторил одноглазый, сообразив, что защищать смертельно больного вождя ушлые шасы не станут и «ЭлектроБарыгу» свернут.
– И в этот трудный час я решил быть с вами, со своими друзьями, – продолжил Урбек. – Давайте вместе обсудим, кто сможет стать следующими великим фюрером вашей великой семьи! – Чётко выверенная пауза. – И перестанет вас обманывать с помощью ужасного Интернета.
И посмотрел на молодых сородичей.
– Мля! – выдохнул Майно.
– Мы не верим в Интернет! – взвыли Шапки, наблюдая за движениями пулемётного ствола. – Интернет – зло!
– Давайте сожжём «ЭлектроБарыгу»! – предложил Утюг.
– Как ты его сожжёшь, если его нет? – резонно спросил Штекер. – От него только деньги есть.
– А деньги поделим, – ощерился Утюг.
– Делить ничего не будем, – строго произнёс Урбек, со значением глядя на близнецов и побелевшего от растерянности Кувалду. – Давайте лучше начнём мирную политическую акцию.
На этих словах хваны одновременно положили верхние конечности на автоматы.
Народ замер.
* * *
Москва, Ростокинский проезд,
3 июля, воскресенье, 17:51
– Егор, мне срочно нужен этот чел, – произнёс Сдемир, бросив быстрый взгляд на наручные часы. – Ты обещал…
– Барон, прошу вас, оцените обстановку, – попросил Бесяев, изо всех сил стараясь быть вежливым. – В городе готовится крупнейшая в этом году политическая акция, челы высыпали на улицы…
– Я видел.
– …видеокамеры фиксируют огромные толпы, десятки тысяч лиц, и среди них – множество тех, кто похож на вашу, будем откровенны, весьма посредственную фотографию. Я мог бы пересылать вам все получаемые отклики, но вы утонете в их проверке. Поэтому я приказал ждать хотя бы восьмидесятипроцентного совпадения…
– Я вас понял, Егор, спасибо, – перебил Бесяева барон. – Я жду.
– Можете на меня положиться.
Сдемир отключил телефон и пробормотал:
– Надеюсь…
И вернулся к машине, за рулём которой его терпеливо дожидался старый штаб-сотник Лобан – самый верный, самый надежный солдат дружины домена, служивший ещё отцу юноши. Пока Сдемир говорил по телефону, Лобан следил за дорогой, тщательно разглядывая – в том числе и через «различитель» – каждую проезжающую машину, и, когда молодой люд приблизился, доложил:
– Нужного грузовика не было.
– Опаздывают…
– Вы уверены, что они приедут?
– Безусловно.
Лобан знал о Сдемире много, но не всё, например о своём договоре с Яргой молодой барон старику не рассказал, и потому штаб-сотник полагал, что сейчас они исполняют приказ Всеведы. Именно поэтому Сдемир назначил встречу на Ростокинском проезде, совсем недалеко от Лосиного острова: Лобан подумает, что груз прибыл из дворца, а масаны решат, что груз направится во дворец. И он, никого не обманывая, но не говоря всей правды, добьётся того, что все помощники будут иметь неправильное мнение о происходящем.
Но масаны отчего-то не торопились, задерживаясь уже на целых полчаса.
– Я звонил три раза, – ответил Сдемир на вопросительный взгляд штаб-сотника. – Никто не берёт трубку.
– Разве это не подозрительно? – мрачно спросил старик.
– Очень подозрительно, – подтвердил барон.
– Что будем делать?
Сдемир знал, что нужно: отправиться в логово Носферату и узнать, что случилось, но делать это у него не было никакого желания, поскольку слишком высока была вероятность того, что на Расторгуевском их поджидает засада.
«С другой стороны, если Ярга узнает, что я и пальцем не пошевелил, чтобы спасти груз, он оторвёт мне голову…»
А значит, выхода нет.
Сдемир выругался, вернулся в машину и распорядился:
– Едем на Расторгуевский.
* * *
складской комплекс «КумарКаргоЭкспресс»
Москва, улица Левобережная,
3 июля, воскресенье, 18:14
– Мля, Копыто, зачем мы здесь? – недовольно осведомился Иголка, нервно глядя на проплывающий за окном пейзаж. Знакомый настолько, что лучше бы его сейчас не видеть, потому что теперь этот пейзаж стал опасным.
– Как это зачем? – удивился уйбуй. – Бизнес делаем. Или забыл, откуда деньги на вискарь берутся?
– Какой ещё бизнес? – возмутился скандалист. – Это ты забыл, что Кувалда велел всю добычу в «ЭлектроБарыгу» нести!
– И платят у одинаковых шасов больше, – добавил Контейнер. – Барыга этот, электрический, мне очень даже нравится.
Откровенно говоря, «электрический барыга» нравился всей семье, во всяком случае той её части, на чей товар отыскались покупатели, так что в этом смысле здоровяк не был оригинален. Но сейчас его замечание стало не только политически выверенной одой мудрому фюреру, но и намёком, который тут же расшифровал Иголка:
