Она перебралась на кровать и нашла место, на котором остановилась.
«Разумеется, ты не смог бы найти ничего лучше этой поразительной дыры, — продолжала девушка, — этого восхитительного заведения, в котором, как ты уверял, люди мирно уживаются с подземниками, горные шиарли с лесными, а саблезубый гворр живет в одной клетке с ягнятами и вылизывает их, как родная мать. Несомненно, где-нибудь в подвале отыщется бассейн с парочкой рыболюдей, да и мне найдется здесь местечко, не так ли? Кого я смогу удивить в этаком зверинце?»
«Вот и нелюди появились», — отметила Вера.
«Но, каким бы ты ни был, я все-таки твоя дочь, и я не намерена терпеть подобное унижение, — продолжал изливаться яд на лист бумаги. — Я думаю, именно на это ты и рассчитывал: на то, что тебе не придется марать руки. Что ж, к этому шло давно, и я хорошо подготовилась, отец! Читай же внимательно: я не задержусь в этой тюрьме ни на миг дольше того времени, которое потребуется, чтобы дописать это послание и проделать задуманное. Мы больше не обменяемся с тобой ни единым словом, никогда и никаким способом. Я достаточно знаю о тебе и твоем интересе к грязной магии, чтобы обезопасить себя с этой стороны…»
«Грязной? — удивилась Вера. — Может, я не так поняла? Обычно же говорят о темной или черной магии!»
Но нет, написано было вполне однозначно — «грязная», что бы это ни означало.
«Знай, что в тех краях, куда ты посылал меня в надежде больше не увидеть, я не теряла времени понапрасну. О, это было нелегко, но оттуда я привезла больше знаний, чем получила в Империи (а ты знаешь, что и здесь я училась прилежнее многих, вот только зачем, если все дороги для меня закрыты?). Я набралась там редких знаний, отец, таких, за которые ты, пожалуй, отдал бы свое звание и половину состояния. А может, и все без остатка — тебе не составило бы труда нажить новое, воспользовавшись тем, о чем в Империи не имеют даже смутного представления».
«А вот тут мы, кажется, подбираемся к черной магии», — подумала Вера.
«Ты всегда удивлялся свойствам моей памяти, — продолжала девушка, — и побуждал меня тренировать ее. Тогда я послушалась тебя, и не зря, признаю: я помню все до мельчайшей подробности, хотя не отказалась бы многое забыть. И вот, отец, я оставляю тебе свою прекрасную голову, доверху наполненную необычными знаниями, словно твоя библиотека — трудами лучших умов нашей и прошедших эпох. Только ее одну: я уничтожила все свои заметки, да их и было не так уж много. Владей, отец, храни ее, как величайшую драгоценность… и грызи локти от ярости — ты не сумеешь ею воспользоваться! Досадно, не так ли? Все твои умения, все грязные приемы бессильны там, где не к чему их применить!»
«Ничего не понимаю», — вздохнула Вера.
«Ты не сможешь вернуть мой дух, отец, даже если призовешь на помощь всех Предков. Думаю, они еще и посмеются над твоими тщетными стараниями, и поделом!
Тело мое обнаружат рано утром, когда служанка придет будить меня. Полагаю, тебе вернут его целым и невредимым… разве что немного использованным — видел бы ты, какими глазами смотрят на меня здешние никчемные мужчины! У них текут слюни, как у голодных гворров при виде куска мяса, так что, полагаю, они не устоят, а тебе скажут, что я согласилась на все сама. Так и есть: я согласна, потому что моему телу абсолютно все равно, что с ним сделают, и этим письмом я снимаю всяческую ответственность с тех, кто решится прикоснуться ко мне. Конечно же, они прочитают эти строки — я нарочно оставлю письмо на виду незапечатанным. Уничтожить его не выйдет — я постаралась. Ну а дальше… Дальше живи с этим как угодно, отец.
Можешь радоваться: ты все-таки добился своего — отчасти. Я больше не стану отравлять тебе жизнь, хоть и останусь грязным пятном на твоей безупречной репутации. Надеюсь, теперь-то тебе хватит мужества самому оборвать существование моей пустой оболочки? Или ты продлишь ее существование в надежде все-таки доискаться способа добраться до сокровищ моей памяти? Но что, если я солгала и там ничего нет? Подумай об этом!
Прощай, отец.
Ненавидящая тебя, вечная боль твоего сердца, Соль Вэра».
— Мне совсем не нравится этот сон, — едва слышно произнесла Вера, дав письму спланировать на постель и усевшись поудобнее.
Рука наткнулась на что-то маленькое, холодное, и она машинально подобрала это нечто — маленький флакон темного стекла. Он был пуст — Вера посмотрела на свет, — а запах показался смутно знакомым.
«Настойка олетты, — всплыло вдруг в голове, — смешанная с водой из мертвого озера и вытяжкой… Стоп, какой вытяжкой? Откуда я это взяла?»
Выходило, что ниоткуда. Само вспомнилось, стоило учуять запах. Какое там: Вера могла без запинки перечислить состав отравы, которую выпила из этого флакона Соль Вэра. И, главное, понимала, зачем та сделала это…
«Погоди, по порядку. — Она обеими руками взялась за гудящую голову. — Сперва ты ничего не понимала. Потом вдруг оказалось, что ты можешь читать… и откуда-то знаешь, из чего состряпана эта вонючая дрянь. И даже как она действует!»
— Ее память? — шепнула Вера. — Та самая, идеальная? А где она раньше-то была?
Здесь же, в голове, пришел ответ, стоило сосредоточиться и перестать паниковать. Просто, пока Соль Вэра не исчезла окончательно, не было возможности воспользоваться ее воспоминаниями.
Пришлось еще помучиться, разбираясь, что к чему, но в итоге Вера все-таки совладала с поистине колоссальным объемом совершенно чужеродных знаний, обрушившихся на нее в мгновение ока. Нужно не пытаться объять необъятное, иначе лавина информации грозит погрести под собой, а выбирать ответы на какие-то конкретные вопросы. Что ж, Вера всегда неплохо пользовалась поисковыми системами…
Гайяри Соль Вэра, дочь Правого полумесяца по имени Гайяри Ханна Соль, действительно сделала все, чтобы отец оказался бессилен вернуть ее, невзирая на все свои умения. Настойка олетты со всеми этими неудобоваримыми (и крайне редкими) примесями никак не вредила телу, она лишь отделяла от него дух. Ну а дух не может долго существовать сам по себе. Предки зовут его за собой, и он ступает на бесконечную дорогу, по которой до него ушли сотни и тысячи прародителей и с которой нельзя вернуться. Если, конечно, кто-нибудь достаточно умелый и сильный не призовет этот дух обратно.
И вот тут, как поняла Вера, и проходила тончайшая грань… Дух мог сам вернуться в тело, если то еще было живо. Если же это оказывалось слишком тяжело, но кто-то помогал ему в этом нелегком деле, врачуя телесные раны и призывая дух обратно (аналог реаниматолога в обычном мире, решила она, только с расширенными возможностями), это считалось благим деянием. Но вот если физическая оболочка погибла окончательно и бесповоротно, звать дух назад не следовало… Однако соблазн был чрезвычайно велик. Сколько людей умерли внезапно, не успев завершить важного дела, не оставив ни распоряжений, ни записей… или же нарочно уничтожив их, как поступила мстительная и взбалмошная Соль Вэра!
