– Мистер Бэнгс говорил мне, что вы время от времени наведываетесь в Чикаго?
– Да, правда, – ответила она. – Я иногда приезжаю, чтобы побывать в театре и кое-что купить.
Анджела не рассказала ему, что эти поездки вызываются соображениями практического свойства, так как она славилась в семье умением покупать, и для больших закупок родные часто посылали ее в Чикаго. Практичностью и хозяйственностью она превосходила их всех, а кроме того, сестры и друзья чрезвычайно ценили ее за то, что она охотно брала на себя всякие хлопоты. При ее любви к труду ей грозила опасность превратиться в рабочую лошадь для всей семьи. За что бы она ни бралась, она все делала добросовестно, но занималась почти исключительно хозяйственными мелочами.
– А скоро вы рассчитываете снова побывать в Чикаго? – спросил он.
– Трудно сказать. Обычно я приезжаю зимой, когда открывается опера. Но в этом году, возможно, попаду в Чикаго ко Дню благодарения.
– Не раньше?
– Едва ли, – ответила она лукаво.
– Как жаль! А я надеялся, что увижу вас еще этой осенью. Во всяком случае, когда приедете, дайте мне знать. Я с удовольствием сводил бы вас в театр.
Юджин очень мало тратился на развлечения, но тут он решился на некоторый риск. Ведь она не часто будет приезжать. Кстати, он надеялся получить в ближайшие дни прибавку, а это существенно меняло дело. К тому времени, когда девушка соберется приехать, он уже будет учиться в Институте и для него откроется новое поприще. Будущее рисовалось ему в самых радужных красках.
– Это очень мило с вашей стороны, – ответила Анджела. – Я вас извещу, когда приеду. Ведь я такая провинциалка, – добавила она, тряхнув головкой, – в кои-то веки мне удается попасть в большой город.
Юджину нравилось в ней то, что он принимал за бесхитростное простодушие, – откровенность, с какою она признавалась в своей бедности и неискушенности. Обычно девушки так не держатся. В ее устах бедность и неискушенность казались чуть ли не добродетелями; как признание, во всяком случае, это звучало очаровательно.
– Смотрите же, без обмана, – сказал он.
– Зачем же. Я с удовольствием вас извещу.
Поезд подходил к вокзалу. Юджин забыл в эту минуту, что эта девушка не так красива и недосягаема, как Стелла, и что по темпераменту ей, вероятно, далеко до Маргарет. Он смотрел на нее прекрасные матовые волосы, тонкие губы и совсем особенные голубые глаза, восхищаясь ее прямотой и безыскусственностью. Как только приехали, он взял ее чемодан и помог ей разыскать поезд, а потом горячо пожал руку на прощание; ведь она была так мила и с таким сочувствием и интересом слушала его.
– Помните же! – весело повторял он, усаживая ее в вагон местного поезда.
– Я не забуду.
– И не сердитесь, если я вам напишу.
– Напротив. Буду очень рада.
– Хорошо, тогда я буду вам писать, – сказал он, выходя из вагона.
Юджин стоял на перроне и смотрел на нее, пока поезд не отошел. Его радовало это знакомство. Вот славная девушка – чистая, прямая, бесхитростная. Такою и должна быть хорошая женщина – порядочной и чистой; это не разнузданная девчонка, как Маргарет; и не равнодушная, бесстрастная красавица, как Стелла, хотелось ему прибавить, но у него не хватило духу. Какой-то голос нашептывал ему, что с эстетической точки зрения Стелла была совершенством, ему и сейчас было больно вспоминать о ней. Но Стелла навсегда ушла из его жизни – в этом не было никакого сомнения.
В последующие дни Юджин часто думал об Анджеле, мысленно гадая о том, что представляет собою Блэквуд, какая обстановка и какие люди ее окружают. Наверно, они так же милы и простодушны, как и его родные в Александрии. Жители большого города, которых он встречал на своем пути, – в особенности девушки, а также люди, избалованные богатством, – не представляли в то время интереса для Юджина. Они были слишком далеки, слишком чужды всему, к чему он мог стремиться, тогда как такая девушка, какой была, очевидно, мисс Блю, – сокровище для кого угодно. Он не переставал твердить себе, что напишет ей. У него в то время не было никакой другой знакомой девушки, и перед поступлением в Институт он набросал коротенькое письмо, в котором с благодарностью вспоминал их совместную поездку и спрашивал, скоро ли она собирается приехать. В ответном письме, пришедшем через неделю, Анджела сообщала, что предполагает быть в Чикаго в середине или в конце октября и будет рада, если он навестит ее. Она сообщала ему адрес своей тетки, жившей на Северной стороне, на Огайо-стрит, и писала, что о дне своего приезда известит особо. Сейчас она так занята в школе, что ей даже некогда вспомнить, как чудесно она провела лето.
«Бедная девочка, она заслуживает лучшей участи, – подумал Юджин. – Когда она приедет, я непременно повидаю ее», – решил он, а к этой мысли примешивались и многие другие: «Какие у нее волосы!»
Глава IX
С поступлением в Институт для Юджина началась новая жизнь. Теперь он понимал, – или так ему по крайней мере казалось, – в чем разница между служителями искусства и рядовыми людьми. После дневных скитаний по бедным кварталам Чикаго он внезапно переносился в другой мир, и ему с трудом верилось, что для него, Юджина Витла, нашлось здесь место. Студенты казались ему существами иной породы, – во всяком случае некоторые из них. Даже те, кто не был прирожденным художником, все имели богатое воображение – душу артиста. Эти молодые люди собрались сюда, как постепенно узнавал Юджин, со всех концов страны, с запада и юга – из Чикаго и Сент-Луиса, из Канзаса, Небраски и Айовы, из Техаса, Калифорнии и Миннесоты. Один юноша был из Саскачеваны – на северо-западе Канады, другой – из Новой Мексики, которая в то время еще именовалась «территорией». Этого последнего звали Джил, и товарищи прозвали его «гила-монстр»
[4], – им казалось, что звучит достаточно похоже. Юноша из Миннесоты был сыном фермера и собирался на следующую весну и лето поехать домой – пахать, сеять и жать. А тот, что из Канзас-Сити, был сыном миллионера.
Юджин вначале особенно увлекся рисунком. Уже в первый вечер он убедился в неправильности своего представления о светотени. При изображении человеческого тела ему никак не удавалось передать ощущение плотности и объема.
– Самая густая тень лежит всего ближе к яркому свету, – лаконично заметил ему преподаватель в одну из сред, заглядывая через его плечо, – а у вас все одинаково тускло и монотонно.
Так вот в чем дело!
– Вы рисуете эту фигуру так же, как стал бы строить дом каменщик, который не разбирается в архитектурном деле. Вы кладете кирпичи без всякого плана. Где ваш план?
Голос принадлежал мистеру Бойлу, незаметно подошедшему сзади.
Юджин поднял глаза. Он только что начал вырисовывать голову.
– План! Где план? – повторил мистер Бойл, широким движением руки намечая очертания рисунка. – Прежде всего набросайте главные линии. Деталями займетесь потом.
