– К старту готовы, – сказала Рипли.
Даллас посмотрел на Эша.
– Как корабль?
Научный сотрудник склонился над приборами.
– Все работает. Надолго ли – сказать не могу.
– Лишь бы мы успели взлететь, – Даллас включил интерком. – Паркер, как у вас там внизу? Справимся без включения гипердвигателя?
Он знал: если им не удастся преодолеть гравитацию на основном двигателе, придется уходить в гипер. Но даже секунда или две на гипердвигателе может вышвырнуть их за границы системы. После этого придется лететь обратно, тратя драгоценное время на то, чтобы состыковаться с грузом. А это значило, что придется тратить и воздух. Минуты перетекали в литры, а запасы кислорода на «Ностромо» даже с учетом переработки были ограничены. Когда легкие не смогут больше принимать корабельную атмосферу, экипажу придется вернуться в состояние анабиоза независимо от того, удалось им найти завод, или нет. Подумав о висящей в пустоте гигантской фабрике, Даллас попытался представить, сколько времени им придется расплачиваться за нее с их скромными зарплатами.
Ответ Паркера если не окрылял, то хотя бы оставлял надежду:
– Нормально. Но учти, это всего лишь заплатка. Для полноценного ремонта нужна верфь.
– Корабль выдержит?
– Должен, если по пути не будет слишком много болтанки. Иначе погорят новые ячейки… и на этом все. Второй раз мы их ни за что не починим.
– Так что вы там полегче, – добавил Бретт из инженерной кабинки.
– Понял. Постараемся. Нам нужно всего лишь достичь невесомости, а потом доберемся до Солнечной на гипере. А там пусть эти проклятые энергетические ячейки в попкорн превращаются, если им так хочется. Но во время взлета – держите их, чтобы не пошли вразнос. Хоть голыми руками, если придется.
– Сделаем, что сможем, – ответил Паркер.
– Принято. Мостик, конец связи, – Даллас повернулся к Рипли, которая помимо своих обязанностей выполняла сейчас работу Кейна. – Подними нас на сто метров и втяни посадочные опоры, – он склонился над собственной консолью. – Я удержу нас на курсе.
– Поднимаю на сто, – Рипли коснулась управления.
Рев снаружи стал громче, и буксир поднялся с обожженной, избитой пыльными бурями поверхности. Корабль завис в сотне метров над планетой. Массивные, похожие на ноги опоры сложились и убрались в металлическое брюхо. Словно подтверждая показания компьютера, корабль еле заметно вздрогнул.
– Опоры убраны, – доложила Рипли. – Закрываю щиты.
Металлические плиты скользнули на место, закрывая люки и отсекая частички пыли и атмосферу планеты.
– Готовность, – объявил Эш.
– Так, Рипли, Кейна здесь нет, так что все в твоих руках. Поднимай нас.
Рипли толкнула двойной рычаг на консоли старпома. Рев двигателей стал оглушительным, пусть даже снаружи не было никого, кто мог бы его услышать и восхититься человеческим гением. Слегка задрав нос, «Ностромо» двинулся вперед.
– Увеличиваю ускорение, – Рипли нажала еще несколько кнопок. – Поехали.
Буксир неожиданно прыгнул вперед и вверх. Мощные порывы ветра били в прочную шкуру, но они не могли ни замедлить межзвездный корабль, ни сбить его с курса.
Внимание Ламберт было целиком сосредоточено на единственном экране.
– Высота один километр, продолжаем подъем. На курсе, выход на орбиту через пять-точка-три-два минуты.
«Если, – подумала она, – мы за это время не развалимся».
– Хорошо, – негромко сказал Даллас, наблюдая за тем, как на экране сливаются две линии. – Включить искусственную гравитацию.
Ламберт тронула переключатель, и корабль, казалось, споткнулся. Слабеющее притяжение маленького мира ушло, сменившись полным весом. У Далласа скрутило желудок.
– Готово, – ответила Ламберт, когда ее собственный организм оправился от перехода.
Взгляд Рипли метался между показаниями приборов. Появилось незначительное расхождение, и она торопливо попыталась его исправить.
– Неравная тяга. Меняю вектор, – она щелкнула переключателем и с удовольствием отметила, что стрелка уползла туда, где и должна была быть. – Поправка выполнена, тяга стабильна. Все в порядке.
Даллас уже почти поверил, что они без проблем выйдут на орбиту, и тут мостик затрясся так, что со столов полетели вещи. Дрожь длилась не больше секунды и не повторилась.
– Что за черт? – вопросил Даллас.
Словно в ответ раздался гудок коммуникатора.
– Паркер, ты?
– Да. У нас тут кое-какие проблемы.
– Серьезные?
– Счетверенный по правому борту перегревается. Судите сами.
– Можете починить?
– Издеваешься? Я его выключаю.
– Снова ввожу поправку на баланс тяги, – официальным тоном сказала Рипли.
– Только продержитесь, пока мы не выйдем за нулевую отметку, – попросил Даллас.
– А чем, по-твоему, мы тут заняты? – интерком со щелчком выключился.
Легкое изменение в гуле двигателей было заметно и на мостике. Никто ни на кого не смотрел из страха увидеть на лицах соседей отражение собственной тревоги. «Ностромо» двигался теперь немного медленнее, но по-прежнему без усилий разрезал бурлящие облака на пути к космосу – и дрейфующему перерабатывающему заводу.
В отличие от относительно спокойного мостика, в двигательном отсеке кипела лихорадочная работа.
– Ты понял, в чем там дело? – спросил снаружи Паркер.
– Думаю, да. Пыль снова забила чертовы воздухозаборники. Начал перегреваться номер два.
– Я думал, мы закрылись от этой дряни.
– Я тоже. Наверное, снова просочилось за экран. Проклятые двигатели слишком чувствительные.
– Их строили не для полетов сквозь пылевые тучи, – напомнил напарнику Паркер. – Поплюй на него еще пару минут, и мы в космосе.
Мостик сотрясся второй раз. Все смотрели исключительно на свои консоли. Даллас подумал, не вызвать ли инженерный отсек, но решил этого не делать. Если Паркеру будет что доложить, он сделает это и сам.
«Ну давай, давай, – уговаривал он корабль. – Поднимайся».
И капитан поклялся самому себе, что если Паркеру с Бреттом удастся поддержать главные двигатели на плаву еще несколько минут, он представит их к премии, о которой они постоянно ноют.
Индикатор на его консоли показывал, что притяжение планеты быстро падает.
«Еще минуту! – взмолился Даллас, бессознательно поглаживая рукой стену. – Одну только вшивую минуту».
Вырвавшись из облачной короны, «Ностромо» вышел в открытый космос. Еще через минуту и пятьдесят секунд индикатор на панели Далласа показал, что притяжение планеты упало до нуля.