Его также упрекали — с куда большими основаниями — за то, как он обошелся с коммодоре Франческо Караччиоло, бывшим командующим неаполитанского флота, перешедшим на сторону республиканцев. Караччиоло, скрывавшегося переодетым в течение десяти дней, нашли прячущимся в колодце и привели к Нельсону на «Фудройен». В десять часов утра 30 июня началось слушание его дела военным трибуналом; в полдень его признали виновным в государственной измене и приговорили к смерти; в пять часов дня повесили на нок-рее. Здесь его тело оставалось до захода солнца (стояла середина лета), когда веревку перерезали, и оно упало в море. Ему не разрешили привести свидетелей, которые высказались бы в его защиту, не позвали священника, который выслушал бы его последнюю исповедь. На просьбу о казни через расстрел, а не через повешение, ему ответили решительным отказом. Пусть он совершил предательство, но все же заслуживал лучшей участи. Почему Нельсон допустил это? Просто из-за своей страстной влюбленности в Эмму. Когда под ногами его качалась корабельная палуба, а вокруг простирался океан, он был непобедим, не совершал промахов, на суше же оказывался буквально вне своей стихии, а в руках возлюбленной вел себя почти как ребенок.
Оставив Марию Каролину в Палермо, король вернулся в Неаполь в начале июля, но не задержался там надолго. Хотя его правление продолжалось уже сорок лет, он до сих пор никогда не верил, что в городе у него есть враги; теперь же он знал, что они есть, и это потрясло его до глубины души. Отныне он предпочитал искать убежища в Палермо, где мог по-прежнему тешить себя ложными мыслями о своей популярности. 8 августа он отправился вместе с Нельсоном на «Фудройене» обратно в Палермскую гавань. Королева поднялась на борт, и они вместе торжественно сошли с корабля под гром салюта из двадцати одного орудия, а затем с помпой проследовали в собор, дабы прослушать молитву.
Для Фердинанда и Марии Каролины, для Гамильтонов и Нельсона жизнь шла во многом так же, как и раньше, за исключением того, что теперь у них не было бесспорных оснований оставаться в Палермо. Королева тосковала по Неаполю; с другой стороны, король растравлял свои душевные раны, полученные там, до тех пор пока неприязнь не уступила место ненависти. Он заявил, что никогда добровольно не вернется назад. Гамильтонов, хотя они и советовали возвратиться, считая, что это будет полезно с политической точки зрения, на самом деле полностью устраивало их нынешнее местонахождение. Сэр Уильям, аккредитованный при дворе Фердинанда, получил приказ оставаться с ним, а Неаполь вполне мог вызывать у него неприятные воспоминания, так как его вторая коллекция греческих ваз погибла во время кораблекрушения в августе 1798 г.
Самая печальная судьба выпала на долю Нельсона. Он оставался на берегу в Палермо до июня 1800 г., в течение десяти месяцев; за это время безрассудная страсть к Эмме не только повлекла угасание его боевого духа, но и, кажется, нанесла удар по его совести и чувству долга. Первую половину этого периода он занимал пост главнокомандующего в Средиземном море, но переложил практически всю ответственность на своих подчиненных. Он не оказался на месте, чтобы остановить Наполеона Бонапарте, когда тот ускользнул из Египта; если бы он предпринял необходимые усилия и добился успеха, история человечества могла бы пойти совершенно по-другому. Товарищи беспокоились за него все более и более; тревожные сообщения даже достигли Лондона, где адмиралтейство начало терять терпение и первый лорд Спенсер чуть не сместил его с поста командующего. В январе 1800 г. его начальник, лорд Кейт, вернулся к исполнению своих обязанностей и приказал Нельсону присоединиться к нему, дабы проинспектировать блокаду Мальты. Однако адмирал почти сразу же возвратился в Палермо, где Эмма — к тому моменту уже беременная — прилюдно встретила его с распростертыми объятиями.
Он и Гамильтоны вернулись на Мальту в апреле 1800 г., хотя их вояж более напоминал круиз, предпринятый ради развлечения, нежели серьезную военно-морскую инспекцию. В этот момент сэр Уильям получил отзывные грамоты, и вследствие этого в июле все трое наконец отплыли в Англию (так как Кейт отказался дать Нельсону линейный корабль, он самовольно забрал суда из тех, что осуществляли блокаду Мальты). В самом начале путешествия к ним присоединилась королева Мария Каролина, собравшаяся повидать своих родственников в Вене. Они высадили ее в Ливорно, где случайно встретились с генералом сэром Джоном Муром, направлявшимся в Египет. «В самом деле, печально, — заметил он, — видеть храброго и достойного человека, имеющего большие заслуги перед родиной, одурманенным столь ничтожной особой».
В конце концов Гамильтоны поселились в Лондоне, где в январе следующего года родилась дочь Нельсона Горация. В тот же самый день его назначили заместителем главнокомандующего Балтийским флотом, и весьма вероятно, что это назначение спасло ему карьеру и репутацию.
Глава XXIII
ЕГИПЕТ ПОСЛЕ НАПОЛЕОНА
Когда Наполеон так постыдно бежал из Египта в августе 1799 г., он оставил своего преемника Клебера в тяжелейшем положении — и в страшной ярости. Боевой дух армии после долгой и безуспешной сирийской экспедиции упал низко, как никогда. Многие солдаты болели, продовольствия не хватало, а питьевой воды и подавно. Однако Клебер сумел договориться о перемирии с сэром Сиднеем Смитом, по условиям которого его армия возвращалась во Францию за счет султана и его союзников. Это казалось слишком хорошим исходом, чтобы быть правдой, поскольку обе стороны откровенно не выполняли приказов. Клебер прекрасно знал, что первый консул дал ясные инструкции, согласно которым армия должна была оставаться в Египте до тех пор, пока не будет подписан общий мирный договор, тогда как Смит, отчаявшись выдворить французов из страны, также проигнорировал столь же четкий приказ из Лондона — не принимать капитуляцию французских войск иначе как на условиях объявления их солдат военнопленными. Неудивительно, что английский командующий в Средиземном море лорд Кейт категорически отказался утверждать документ.
Тем временем турецкие янычары были уже на марше. У Клебера не оставалось иного выхода, кроме как привести своих людей в боевую готовность, и он показал, что его войска способны еще на многое. 20 марта 1800 г. он разгромил турок при Гелиополе, а через месяц принял капитуляцию каирского гарнизона. К тому времени английское правительство решило наконец ратифицировать перемирие, заключенное Смитом, однако эти последние успехи вызвали разного рода осложнения. Как бы ни страдала французская армия от болезней и ностальгии, она находилась в крепких руках. Для большинства ее высших командиров вопрос об эвакуации больше и не стоял. Одним из немногих, кто до сих пор в этом по-прежнему сомневался, оставался сам Клебер, но 14 июня, в самый день битвы при Маренго, он был убит в Каире мусульманским фанатиком. Его преемником стал надутый и толстый генерал Жак — он предпочитал называть себя Абдулла — Мену. Мену недавно принял ислам для того, чтобы насладиться обществом своей жены-египтянки, дочери содержателя купальни в Розетте, городе, где он незадолго до этого начальствовал. Хотя Мену был храбрым (но не до безрассудства) и не лишенным ума человеком, он не умел принимать соответствовавшие ситуации решения и, коротко говоря, выглядел несколько смешным, что не слишком помогало ему в его новой роли.
