Соглашение это вызвало печаль и — у тех, кто чувствовал, что французский король предал их, — сознание позора, однако по крайней мере восстановило мир в Италии и положило конец тянувшейся много лет отвратительной главе ее истории — главе, начавшейся с момента вторжения Карла в 1494 г. В результате этих событий итальянцы не получили ничего, кроме опустошений и разрушений. Чтобы окончательно подвести черту, Карл V впервые пересек Альпы и прибыл на церемонию императорской коронации. Это было вовсе не обязательно: его дед Максимилиан и вовсе обошелся без нее, а сам Карл пробыл на троне с момента коронации в Аахене почти десять лет без окончательной конфирмации своей власти. Однако оставалось фактом, что пока папа не возложил на его голову корону, его титул императора Священной Римской империи был практически не подтвержденным, а для того, кто обладал столь сильным чувством возложенной на него святой миссии, были весьма важны как титул, так и таинство.
Коронация императоров по традиции происходила в Риме. Высадившись в Генуе в середине августа 1529 г., Карл, однако, получил известие о том, что Сулейман неуклонно приближается к Вене, и тут же решил, что глупо отправляться в такое далекое путешествие вниз по полуострову в такой момент — оно займет слишком много времени, а кроме того, в случае кризиса он окажется отрезан от Германии, что небезопасно. К папе Клименту поспешили гонцы, и было решено, что в таких обстоятельствах церемонию нужно устроить в Болонье — городе, добраться до которого было гораздо легче, и где власть папы по-прежнему оставалась крепка. Даже после этого неопределенность не разрешилась окончательно: но пути в Болонью в сентябре Карл получил срочное известие с просьбой о помощи от своего брата Фердинанда, находившегося в Вене, и чуть было не отказался короноваться в назначенное время в назначенном месте. Лишь после долгих размышлений он решил сделать так, как было условлено, — ведь к тому моменту как он достиг бы Вены, город бы уже пал или султан отступил бы на зимние квартиры; в любом случае малых сил, бывших с ним в Италии, было бы недостаточно, чтобы повлиять на ход событий.
Итак, 5 ноября 1529 г. Карл V торжественно вступил в Болонью, где перед базиликой Санта-Петронио папа Климент ожидал встречи с ним. После краткой приветственной церемонии оба удалились в Палаццо дель Подеста, расположенный по другую сторону площади, где для них были приготовлены соседние апартаменты. Предстояло сделать немало — обсудить и решить множество важнейших вопросов, прежде чем совершить обряд коронации. В конце концов прошло всего два года с того момента, как папский Рим разграбили имперские войска, в то время как Климент находился в замке Сант-Анджело, будучи фактически пленником Карла; теперь, так или иначе, нужно было восстанавливать дружеские отношения, а также заключать договоры о мире со всеми итальянцами — бывшими врагами империи, в том числе и с главными (если не считать самого папы): Венецией, Флоренцией и Миланом. Лишь после этого, когда на всем полуострове был окончательно восстановлен мир, Карл счел себя вправе преклонить колена перед Климентом, чтобы получить императорскую корону. День коронации был назначен на 24 февраля 1530 г.; приглашения полетели ко всем правителям христианского мира. Чтобы устроить будущее Италии, Карл и Климент дали себе срок чуть менее четырех месяцев.
Удивительно, но его оказалось достаточно. Задолго до назначенной даты Карл заложил основы панитальянской лиги — лиги, свидетельствовавшей о распространении императорской власти по всей Италии в масштабах, невиданных в прежние времена. Итак, мир был подписан; Коньякская лига, созданная по инициативе Климента, и разграбление Рима войсками Карла равным образом были забыты (или по крайней мере их выбросили из головы), и 24 февраля 1530 г. в Санта-Петронио Карл был вначале помазан, а затем получил из рук папы меч, державу, скипетр и, наконец, корону Священной Римской империи. Происходящее несколько омрачилось из-за того, что построенный на скорую руку деревянный мост между церковью и дворцом рухнул как раз в тот момент, когда по нему проходила свита императора, но когда выяснилось, что среди многочисленных жертв никто серьезных травм не получил, настроение у всех быстро поднялось вновь и торжества продолжались далеко за полночь.
В последний раз в истории папа короновал императора; в тот день пришел конец 700-летней традиции, начавшейся в 800 г., когда папа Лев III возложил императорскую корону на голову Карла Великого. Это никоим образом не означало конца империи и власти императора, но отныне никогда более — даже символически — он не получал ее из рук Христова наместника на Земле.
Глава XV
БЕРБЕРИЯ И БАРБАРОССЫ
С первых дней существования мира люди грабили своих собратьев; с того момента как появилось первое судно, на котором можно было плавать, в Средиземноморье существовало пиратство. Со времени «темных веков» оно практиковалось как христианами, так и мусульманами под предлогом войны или без оного, причем зачастую также и без каких бы то ни было угрызений совести. С точки зрения турок, действия рыцарей ордена Святого Иоанна в годы их пребывания на Родосе не заслуживали иного названия; в то же время Фердинанд и Изабелла, нанеся поражение Гранадскому эмирату, вряд ли воспринимали постоянные нападения на испанских моряков мусульман, устраивавших рейды из Северной Африки, как достойную уважения борьбу со стороны побежденных и продолжение войны. Однако именно так оценивали ее нападавшие, и в начале XVI в. подобные агрессивные действия приобрели новый размах: побережье Берберии стало устойчиво ассоциироваться с пиратством.
После первого появления арабов, имевшего место почти девятьсот лет назад, североафриканское побережье, за исключением Мелильи (испанцы заняли ее в 1497 г., и она до сих пор оставалась испанской колонией), контролировалось Омейядским, Аббасидским и Фатимидским халифатами, Альморавидами и Альмохадами, а также разными более мелкими династиями, такими как Бени Хафс в Тунисе, Бени Зиян в Центральном Магрибе и Бени Мерин в Марокко. По большей части то были просвещенные правители. Они даровали свободу вероисповедания небольшим христианским общинам, существовавшим на их территориях; в XIII в. в Фесе, городе, где Лев Африканский (его сочинения оставались примерно в течение четырех веков одним из основных источников сведений об исламе для европейцев) служил регистратором в «госпитале для странников», даже был епископ. Сохранилось свидетельство Льва Африканского, относящееся примерно к 1526 г., насчет «любезности, гуманности и честном поведении берберийцев… культурные люди, сами себе предписавшие законы и [давшие] установления», понимающие в науках и искусствах. Более того: кажется, что нормой здесь было пользоваться плодами весьма тесных коммерческих связей с Сицилией и купеческими республиками Италии; местные торговцы были хорошо известны даже английским купцам XV в., для которых Алжир был куда более доступен, нежели Константинополь или даже Венеция. Но хотя здешние правители и могли запретить пиратство, им никогда не удалось бы воспрепятствовать отдельным, самостоятельно действовавшим корсарам отправиться в плавание, и христиане, становившиеся их жертвами — особенно сардинцы, жители Мальты, генуэзцы и греки, — платили им тем же. К концу XIV в. последние, правда, развили еще большую активность; в первую очередь именно они, а не мусульмане, наводили ужас на Средиземноморье. Их деятельность отчасти лишилась смысла лишь с появлением больших коммерческих флотов: с этого момента главные позиции заняли корсары-мавры.
