Нет чувства более разрушительного, чем страх, потому что
первым делом он поражает разум, а потом выводит из строя и сердце, и рассудок.
Антуан Ривароль
И тут еще одна весьма специфическая человеческая черта: наше
любопытство необыкновенно возбуждается всякий раз, как мы видим то, что нас
пугает. Причины этого феномена я уже изложил в книге «С неврозом по жизни»:
инстинкт самосохранения человека вынуждает нас неотступно следить за всем, что
может, хотя бы и теоретически, стать для нас опасностью, угрозой. А потому мы,
признаемся себе, часто не можем отказаться от удовольствия и чуть не с упоением
смотрим телевизионные криминальные сводки, передачи, посвященные тем или иным
опасностям (начиная от информационных и медицинских, заканчивая политическими и
экономическими), и остросюжетные фильмы, и «ужастики».
И тут нам нужно сделать один очень важный вывод. Мы,
конечно, уже не дети, но навык обучаться страху простым наблюдением мы
сохранили. А потому фильм, посвященный гибели самолета, где нам показывают
взорвавшийся лайнер и ужас его погибающих пассажиров, может быть тем фактором,
который научит нас паническому страху перед полетами на самолетах. И это не
домыслы, поскольку в специальных исследованиях было показано, что после
появления на экранах фильма знаменитого фобика – Альфреда Хичкока – «Птицы»,
где эти ужасные твари бог знает как измывались над людьми, среди американцев
достоверно выросло число людей, страдающих орнитофобией (боязнью птиц).
Впрочем, многие из нас достаточно впечатлительны, чтобы
вообразить себе такой фильм, просто слушая диктора информационной программы,
который, чуть не с улыбкой на лице, сообщает нам: «Сегодня в Греции потерпел
крушение туристический автобус. Погибло 28 человек». После воображаемого
«фильма», «снятого» нашим впечатлительным сознанием, желание ехать в Грецию
может нас, мягко говоря, покинуть, а уж туристический автобус – и не думайте
нам предлагать! Правда, после аналогичного репортажа об авиакатастрофе мы уже и
не летаем... Быть может, поездом?. Нет, поезд, наверное, тоже отменяется. Эти стрелочники...
сами знаете.
Вода течет и под лежачий камень!
Когда я говорю, что страх – это только привычка, т. е.
банальный условный рефлекс, то часто слышу возражения такого рода: «Я всегда
боялась крови, с самого детства, и всегда падала при виде крови в обморок,
причем тут условный рефлекс?!» Разумеется, если смотреть на наши страхи столь
поверхностно, то заметить в них даже условный рефлекс (не говоря уже о
привычке, которая есть сложный условный рефлекс!) весьма затруднительно. Но
начнем с простого...
Итак, опыты И. П. Павлова над собаками, точнее – один опыт,
который хорошо известен нам еще из школьной программы. Раздается некий
нейтральный для животного сигнал, например звонок, после чего собака получает
из рук экспериментатора кусочек вожделенного мяса. Это сочетание нейтрального
сигнала (звонка) и безусловного раздражителя (мяса) повторялось И. П. Павловым
неоднократно, а потому возникала в мозгу собаки «условная связь»: если звенит
звонок, то сейчас будет мясо, следовательно, можно выделять слюну. Таким
образом, этот нейтральный изначально сигнал стал в результате проведенной
процедуры – условным стимулом.
Хорошо знают себя только поверхностные люди.
Оскар Уайльд
Возможен ли такой простой вариант формирования фобии? Да,
возможен, что впервые было доказано еще в 1920 году. Некто доктор Багди описал
такой случай. Молодая женщина обратилась к нему с жалобами на страх текущей
воды. Разумеется, столь странная аффективная причуда удивила доктора, и он
произвел «реконструкцию» прошлого своей пациентки. В результате этого
исследования выяснилось, что страх текущей воды возник у нее в семилетнем
возрасте и вот при каких обстоятельствах.
Девочка была на загородном пикнике. Играясь, она удалилась
от своей матери и стала вскарабкиваться по каким-то валунам. Ничего не
предвещало беды, когда ее нога вдруг застряла между камнями. Девочка испугалась
и попыталась высвободиться из этого естественного капкана, но каждое ее
действие приводило только к тому, что нога застревала все сильнее и сильнее. И
чем яростнее девочка пыталась вынуть свою ногу, тем больший страх ее охватывал.
Она принялась кричать, звать на помощь, но родители ее не слышали, а вот
девочка слышала, только не родителей, а шум воды раскинувшегося неподалеку
водопада...
Наконец, мама нашла потерявшегося ребенка, но психическая
травма уже была нанесена девочке и закрепилась самым основательным образом. С
того дня эта девочка и стала бояться шума воды. В течение многих лет членам ее
семьи приходилось просто-таки заставлять ее принимать душ; купаться в естественных
водоемах она отказывалась категорически; а когда путешествовала поездом, ее
друзьям приходилось закрывать окна, чтобы она не видела ни морей, ни рек, ни
озер.
Короче говоря, у нее сформировалась условно-рефлекторная
связь. В ее мозгу возникла ассоциация между пережитым некогда чувством ужаса и
шумом бегущей воды, которая превратилась для нее из нейтрального стимула в
стимул условный, вызывающий почти панический страх. Безусловным стимулом
(своеобразным «мясом») в этом случае была сама ловушка, в которой оказалась
девочка. Но (как и собаке) в дальнейшем ей не требовалось больше ее «мясо»,
страх возникал у нее и без той «каменной ловушки», а условно-рефлекторно, за
счет действия одного только шума бегущей воды.
Впрочем, тут возникает вполне естественный вопрос: у собаки,
если прекратить подкрепление условного стимула, рано или поздно условный стимул
потеряет свою силу (произойдет, как сказал бы И. П. Павлов, «угасание условного
рефлекса»), почему этого не происходит у человека? Отвечаю.
Я не утверждаю, что у меня есть ответ на любой вопрос, но
обещаю, что у меня есть вопрос на любой ответ.
Дейвид Лэндер
Во-первых, это происходит, причем в огромных, я бы сказал,
количествах. Если бы у нас зафиксировались все опасения, которые мы когда-либо
испытывали, то, вероятно, у моего уважаемого читателя не хватило бы мужества
прочитать и половины страницы не только моей книги, но и простого школьного
букваря! А я, слава богу, пишу, а вы, слава богу, читаете.
Во-вторых, в отличие от собаки у нас необычайно развит
психический аппарат. Многие считают это большим достоинством, я же как
врач-психотерапевт вынужден констатировать, что это наш крест, а вовсе не
большая удача. Умея думать, мы умудряемся и лучше помнить, и лучше обосновывать
свои страхи (доказывая их логичность и оправданность), причем единственный
человек, которого мы умудряемся в этом случае убедить «на все сто» – это мы
сами. Но и, кроме прочего, тут есть еще один очень важный нюанс, к обсуждению
которого мы сейчас и переходим.
На заметку
По сути, страх и бегство ничем не отличаются друг от друга.
Знаменитый философ и психолог Уильям Джеймс писал даже: «Ошибочно думать, что я
бегу, потому что боюсь, правильнее было бы говорить – я боюсь, потому что я
бегу». И это отнюдь не преувеличение, наши страхи действительно сделаны нашими
же попытками обратиться в бегство, желанием найти выход из игры, спастись. Без
этого ингредиента невротический страх «не сваришь», с этим ингредиентом от него
не избавишься.
