Мелецкому, отправленному под Сокол, пришлось испытать немалые препятствия и лишения: дороги были размыты дождем; кроме того, в обозе польского гетмана чувствовался недостаток провианта. При переправе через реку Дриссу представилось особенно большое затруднение, так как вода в реках от непрерывных дождей сильно поднялась. Брацлавский воевода Иван Збаражский переправился через нее вплавь с отрядами всадников, а остальное войско перешло по мосту, который построили, по совету Николая Уровецкого, начальника конницы, из толстых бревен, связывая их железными цепями или другими крепкими связями. Гарнизон Сокола ничего не сделал для того, чтобы помешать переправе. На противоположном берегу реки разъезжали только всадники, перекликаясь между собою и заявляя громогласно, что в Соколе находятся казанские, астраханские и иные войска, чем, конечно, старались внушить страх неприятелю. Переправившись через реку, Мелецкий немедленно двинулся на врагов. При этом большую часть своей конницы он поставил в лесу, который находился между обеими реками, протекавшими вблизи крепости, а пехоте приказал проводить на достодолжном расстоянии рвы и окопы, что Поляки вдоль Нищи, а Немцы вдоль Дриссы стали приводить в исполнение так, чтобы укрепления сомкнулись под крепостью. Ивану Збаражскому приказано было стать за меньшей рекой Нищею, в том месте, где врагу легче всего было убежать из крепости и поручено было стеречь это место. Когда укрепления были окончены и орудия поставлены (дело было к вечеру), тогда начальник артиллерии Доброславский, желая попробовать, нельзя ли будет произвести пожар в крепости, бросил туда три раскаленных ядра, из которых два были потушены Русскими, а третье, засев в стене, подожгло ее, отчего вспыхнул громадный пожар
[378], который охватил большую часть крепости. Это произвело страшную панику среди гарнизона. Большая часть его бросилась в суматохе бежать через южные ворота, обращенные к Нище
[379]. Но навстречу им двинулись, по знаку, данному гетманом Мелецким, из своих укреплений Поляки, а за ними вскоре отряд немецких стрелков, и Русские были отброшены назад в крепость. Придя в отчаяние, они стали давать различные знаки, что желают добровольно сдаться. Но Немцы, не понимая русского языка, не обращали на это никакого внимания, а раздраженные жестокостями, которые были произведены Русскими над их соотечественниками в Полоцке, стали истреблять врагов с величайшим озлоблением, что, в свою очередь, возбудило ярость в русских воинах. Они сбросили на врагов, вторгавшихся в крепость, решетку, которая находилась над воротами, и таким образом одним врагам отрезали отступление, а другим преградили доступ, но вместе с тем заперли и себя среди укреплений. Тогда произошло нечто ужасающее по своему трагизму: среди всепожирающего пламени враги в страшном остервенении истребляли друг друга.
В то же время нападающие пытались удалить решетку; им удалось наконец сокрушить ее. Тогда те, которые остались живы среди ужасной сечи, происходившей в крепости, раненые и обгорелые, бросились вместе с Русскими бежать из крепости; другие, напротив того, ворвались в нее и предались грабежу, спеша унести из пламени то, что только возможно было спасти. Русские, бежавшие из крепости, наткнулись на укрепления или посты Немцев и были все перебиты. При этом пали воеводы Борис Шеин, Андрей Палецкий, Михаил Лыков и Василий Кривоборский. Но те, которые попали в руки Поляков, остались живы
[380]. Убитых Русских насчитано было около 4000, а пленных оказалось такое множество, что было их по нескольку не только у начальников и офицеров, но даже и у простых солдат
[381]. Пало много солдат и из войска Батория: одних Немцев было убито в крепости 500 человек
[382]. Многие ветераны, и между ними старый полковник Вейер, утверждали, что хотя они видели на своем веку немало битв, но такой ужасной резни не приходилось им встречать
[383]. Крепость сгорела. Тем не менее победителям удалось захватить немалую добычу, много серебра, которое хранили московские бояре в особых шкатулках, и много драгоценных платьев
[384].
В руках Москвитян оставалась еще Суша. Но добывать эту крепость король не считал пока делом нужным. Он полагал, что она, отрезанная от подкреплений и подвоза съестных припасов, будет принуждена сама добровольно сдаться, а между тем осада ее представлялась весьма затруднительной ввиду того, что ее окружали обширные озера и болота и приближалась ненастная осенняя погода. Поэтому он ограничился только тем, что расположил вокруг крепости обозом отряды солдат, с тем, чтобы они не допускали в Сушу подкреплений. Расчеты Батория оправдались. С потерей Полоцка Иоанн потерял надежду на возможность удержать за собою Сушу, а потому приказал сушскому воеводе Петру Федоровичу Колычеву зажечь крепость и удалиться из нее, причем гарнизон должен был предварительно спрятать в землю образа, церковные книги и вообще священные предметы, уничтожить порох и амуницию, а орудия погрузить в воду
[385]. Гонцы с царскими грамотами проникли в Сушу, но одного враги перехватили и доставили его Мелецкому. Гетман, опасаясь за целость артиллерии, которой он хотел завладеть, послал тотчас же в Сушу предложение сдаться на следующих условиях: воины могут унести с собою свое имущество и вполне безопасно возвратиться на родину. Эти условия были приняты гарнизоном, и крепость была сдана со всеми военными снарядами полоцкому воеводе (который присылал также гарнизону предложение сдать крепость) и отряду солдат, посланному Мелецкому (6-го октября)
[386].
