Тут он собрал военный совет, чтоб обсудить вопрос, на какой пункт неприятельских владений направить вооруженные силы, хотя сам уже давно наметил окончательной целью этого похода Великие Луки
[459]. На совещаниях обозначились три мнения: одни советовали идти к Пскову, другие – к Смоленску и третьи – к Великим Лукам
[460]. Первое предложение было, по словам Гейденштейна, не отвергнуто, а лишь отложено до более удобного времени, когда будут взяты неприятельские крепости, которые остались бы в тылу наступавшей армии и таким образом являлись бы для нее немаловажной опасностью
[461].
Стоявшие за поход под Смоленск указывали на многолюдство и богатство этого города и на то, что с его завоеванием легко подчинится Речи Посполитой вся северская область. Противники приводили в опровержение этого мнения следующие доводы. Во-первых, путь к Смоленску пролегает по областям, которые были сильно опустошены собственными же войсками Речи Посполитой, так что легко может явиться недостаток в продовольствии
[462]. Во-вторых, движение к Смоленску отвлечет вооруженные силы слишком далеко от Ливонии, освобождение которой составляет главную цель настоящей войны
[463] и откроет неприятелю доступ к Литве, даже к самой Вильне, так как у него с той стороны Двины имеются замки в двадцати каких-нибудь милях от литовской столицы
[464]. И в-третьих, нельзя надеяться, что враг ради защиты города, находящегося на окраине его государства, рискнет противопоставить свои силы силам противника
[465]. Поход к Великим Лукам имеет гораздо больше выгод. Правда, придется двигаться по местности, покрытой лесами, но зато и прорезанной реками Двиною и Усвячею, по которым с меньшими трудностями можно будет перевозить артиллерию и провиант. К тому же Великие Луки угрожают Ливонии, и король был того мнения, что если он овладеет этим городом, то отрежет врагу сообщение с Ливонией. Затем королю приходило на ум и такое соображение. Великие Луки находятся как бы в предсердии московского государства
[466] и являются сильнейшею крепостью, и поэтому можно предполагать, что враг, потеряв надежду заключить мир, для защиты ее устремит сюда все свои силы, и тогда представится случай помериться с ним силами в открытом поле, что было для короля предметом самого горячего желания. Далее, в окрестностях Великих Лук, отличавшихся плодородием и изобиловавших съестными припасами, легко было прокормить и людей, и животных
[467]. Затем, Великие Луки представляют удобный пункт, из которого легко производить нападения на какие угодно области неприятеля; помещенный тут отряд войска будет задерживать легко его движения и на Литву по смоленской дороге и на Ливонию по псковской, так как будет находиться в одинаковом расстоянии от этих дорог. Вследствие этого и московский государь стягивает сюда свои войска, ибо он отсюда удобно может нападать на ту область, которая покажется ему для этого наиболее подходящею
[468].
Наконец, московские воеводы, присягнувшие королю на подданство, на вопрос его, какая крепость считается в Москве имеющею большее значение, Смоленск или Великие Луки, ответили, что первый славится как место замечательных событий, но последние по своему значению в военном деле ценятся больше
[469].
Баторий старался держать в тайне свой план похода на Великие Луки как можно дольше, чтобы неприятель не мог догадаться скоро, какое он изберет направление для своего наступательного движения. Поэтому-то король и приказал своим войскам собираться в Чашниках, так как этот сборный пункт мог вызывать в неприятеле лишь недоумения относительно замыслов Батория: из этого пункта можно было удобно идти под Смоленск и под Великие Луки.
В Чашниках Баторий оставался до тех пор, пока не собрались все отряды его армии. Вместе с тем он выжидал и окончания пятинедельного срока, который был назначен для приезда московских послов.
Этот срок показался Иоанну слишком коротким. Он прислал на Щудут в Чашники своего гонца Феодора Шишмарева известить об этом короля. «В пять недель, – писал Иоанн, – поспети не токмо к тебе, к Стефану королю у Вильно невозможно, и на рубеж к тому сроку поспети не возможно» не только послам, но и гонцу легкому на подводах без своих лошадей. Царь извещал, что послы его прибудут в Смоленск 1-го, на Литовскую границу 6-го и на месте будут 15-го августа. Вместе с тем он выражал желание, в исполнимость которого он сам, должно быть, не верил, – желание, чтобы король принял его послов «у Вильни по прежнему обычаю не ходя в поход ратью к нашим украйнам, занеже нашим послом в походе, в рати мимо Виленское место, мимо прежний обычай, на посольства у тебе быти непригожо», одним словом, желал, чтобы король возвратился назад из похода
[470]. Шишмарев явился к Баторию 19-го июля, т. е. в тот день, когда истекал назначенный Баторием пятинедельный срок
[471]. Король отвечал, что все эти пересылки имеют в виду одно – оттянуть начало войны. Послы могли бы прибыть вовремя, потому что путь для них сократился вследствие того, что он, король, приблизился к границам московского государства. Он нарочно в ожидании послов подвигался вперед с войском медленно, хотя это было к вреду его подданных и с ущербом для начала военных действий, но теперь, когда войска собраны, откладывать войну трудно. Однако она не помешает ведению переговоров о мире. Он примет послов Иоанна всюду, где бы он, король, ни находился со своими войсками, лишь бы только дело ведено было без всякой хитрости с целью установить мирное христианское житье между ними, государями, и их государствами без ущерба его, короля, славе и без вреда для его государства. Он обещает полную безопасность послам Иоанна и их имуществам согласно первой охранной грамоте, высланной в Москву, каков бы ни был результат переговоров
[472].
